Пластмассовый космонавт

В цеху первое на что невольно натыкался взгляд был вовсе не «Союз», а огромный яркий плакат с изображением миловидной работницы в синем комбинезоне с подшипником в руках на фоне заводов и летящей ракеты с серпом и молотом на боку. «Советское – значит отличное!» – гласила подпись под плакатом. И тут же через все пространство трёхсотметрового производственного ангара шла надпись аршинными буквами на кумачовом транспаранте: «Наш трудовой коллектив борется за высокое звание передовиков Коммунистического труда. Каждый квартал обязуемся поднимать производительность труда на 8%».

Конструктор и космонавт поднялись на балкон и оттуда долго обозревали находящийся пока на стапелях корабль, который уже через неделю отправят по частям грузовыми самолётами на космодром для окончательной сборки перед стартом. Странное чувство испытывал Павел, глядя на свой будущий корабль. Будто тебе досталось устройство, в техническом паспорте которого написано, что это самое передовое на сегодняшний день достижение технического прогресса, сплав всего лучшего, что есть в науке. При этом частью своего сознания ты понимаешь, что это не совсем так…

Тем не менее, о плохом соратники старались не говорить, хотя оба прекрасно понимали, что предстоит авантюра, приуроченная к очередному съезду партии и юбилею Октябрьской революции. Ведь после всех недавних неудач разумно было бы готовить новый испытательный пуск. Вместо этого руководство страны решило запустить космонавтов. А следом и ещё двоих, чтобы отработать на орбите важные этапы будущего полёта на Луну и раструбить на весь мир, что для Советского Союза не существует недостижимых вершин. Хотя на самом деле из-за неудач с «Союзами» и проблемами с доводкой сверхтяжёлой лунной ракеты H-1 СССР начал отставать в лунной гонке от США. Причиной этого были внутренние проблемы. И связаны они были во многом с конкуренцией между космическими КБ, которые никак не могли договориться о совместных действиях по производству нужных двигателей для ракеты-носителя экспедиционного лунного корабля Л3.

И чтобы преодолеть внутренний кризис и попытаться нагнать американцев забуксовавшей советской космической программе, как воздух требовался успех с «Союзами», которые были важным промежуточным этапом перед Луной. И все это прекрасно понимали. Поэтому, хоть корабль и был явно недоработан, и шансов для его экипажа вернуться из космоса живыми было примерно пятьдесят на пятьдесят, отказ от полёта даже не обсуждался.

Осмотрев корабль целиком, конструктор и космонавт спустились со смотрового балкона и подошли к командному отсеку, который ещё не был закрыт панелями аэродинамических обтекателей. Кресло в кабине выглядело великолепно: обтянуто синим материалом, похожим на бархат, в изголовье вышита цветной нитью эмблема корабля «Союз-космос-4», и его личный шеврон «Командир, Беркут П. П.». А ещё выше «Полковник Ю.А. Гагарин».

– Мы решили оставить его шеврон – пояснил Буров. – Юрий Алексеевич должен был лететь на первом «Союзе», они с Королёвым об этом сразу договорились. И его возвращение к полётам на истребителе было началом подготовки к полёту. Но не судьба… Твоё мнение, как считаешь?

– Всё правильно, – одобрил Павел. Ему импонировало, что Буров спросил его мнения. И что на руке его старенькие часы марки «Победа», которые он подарил ему после своего полёта. По традиции, космонавты по возвращению из полёта дарят своему конструктору что-то из вещей, побывавших на орбите. Беркут подарил Бурову эти часы, с которыми прошёл войну и много раз оказывался в опасных ситуациях во время испытаний. И то, что Буров с сих пор носит именно их, а не какой-нибудь дорогой импортный хронометр, лишний раз подчёркивало его особое отношение к шеф-пилоту своей «фирмы».

Конструктор предложил Беркуту опробовать будущее рабочее место. Павел знал, что кресло-ложемент отлито специально под него: подобно скафандру, оно изготавливалось под конкретного человека. Точность миллиметровая. Такая точность при изготовлении ложа для космонавта необходима для равномерного распределения нагрузок по поверхности тела, чтобы обезопасить его при ударе о землю во время приземления.

– Фирма! – Заранее предвкушая массу положительных эмоций, Павел показал выставленный большой палец. Он забрался в кабину, с удовольствием уселся в кресло и попробовал дотянуться до приборной доски; покрутил корпусом, и неожиданно почувствовал серьёзный дискомфорт.

– Тесновато тут как-то… а на мне ещё скафандр будет, – смущённо заметил Беркут и вопросительно взглянул на генерального. Тот нахмурился и отвёл глаза. Впрочем, это не были бегающие, врущие зенки чиновника, в выражении глаз Бурова чувствовалась какая-то недосказанность и вина. У Павла заныло в груди от нехорошего предчувствия, но он постарался разрядить возникшую неловкость:

– Ну ничего, Михаил Васильевич, в тесноте, да не в обиде, верно?

Буров помялся, закашлялся, но затем поднял виноватые глаза на космонавта и огорошил его новостью: