Письма в небеса

– Я говорю, – повторила Хло, – что у Мэтью серьёзная рана. Я сделала все что могла, но ты же понимаешь – ему стоило обратиться в больницу.

– Я знаю, Хло. Надеюсь, ты не думаешь, что я пыталась отговорить его?

– Смотри!

Я взглянула в направлении указывающего пальца и заметила острый край визитки торчащий из под кресла.

Секунда – и в руках Хло красная карточка. На её лице отразилось разочарование.

– Я подумала он оставил свою визитку.

– Потерял свою визитку, – с ударением на слове «потерял» произнесла я.

– Никогда не видела ничего подобного.

– Что там?

Я показала карточку. Она повертела её в руках и пожала плечами. Она уже потеряла интерес к карточке, которая, наоборот, заинтересовала меня. Это была обычная карточка-вкладыш, такие обычно кладут в чипсы или овсяные хлопья.

Совершенно обычная, если не учитывать возмутительный слоган:

« Лаки страйк. 20 000 врачей говорят – Лаки страйк противодействуют кашлю³.» *

но я зачем-то сунула ее в ящик стола.

– Я пойду, – сказала Хлоя и обняла меня так, как не обнимала со дня смерти Энн.

Она искренне сопереживала мне и я поцеловала её в щеку, вложив в поцелуй всю любовь и благодарность на которую была способна.

Шум исчез, мир вокруг постепенно принимал знакомые очертания. Я смотрел в запыленное, треснувшее у основания зеркало, с прицепленной в углу фотокарточкой Тары. Я был дома. Занимался рассвет. Кроваво-красный диск зимнего Солнца уже показался над горизонтом, подпалив клочок неба на востоке. Робкие лучики скользили по обледенелым скатам крыш, отражаясь от заиндевелых стекол рассыпались радужным бисером.

Тишину морозного утра нарушал лишь слабый скрежет в системе отопления и жуткий, похожий на рык дикого зверя, храп в застенках.

Я ощупал лицо, едва касаясь холодной кожи кончиками пальцев. Отражение в зеркале сделало то же самое. Все на месте. В момент переброса ничего не потерялось. Сбросив пальто я осмотрел рану. Тугой бандаж уже намок от крови, но боли я не чуял. Возможно все еще сказывалось действие таблеток.

"Невозможно"

  Всего пару мгновений назад я находился далеко от сюда, в другом мире. Расскажи я о том, где был, Тара несомненно решила бы, что я спятил. Я сделал кофе.

Стоя у окна с горячей чашкой смотрел на пробуждающийся город. Я поймал себя на мысли, что меня мало беспокоят загадки науки. Я думал о Софии. Закрыв глаза я рисовал, опытной рукой художника старательно выводил на листе памяти волнующий образ. Сначала набросок, потом тени, цвета.

И вот передо мной загадочная девушка с фотокарточки, девушка, которую я спас, девушка, что спасла меня. В добрых глазах, а я их запомнил больше всего, плясали веселые искорки. Я долго раздумывал над тем, какой цвет использовать. Бутылочное стекло? Морская волна? Осеннее небо? Или лазурь? А может быть фиалковый?

  Глаза Софии обладали всеми этими оттенками разом. И за этими глазами скрывалась целая вселенная. Она улыбалась мне с мысленного портрета, на ее щеках, тронутых легким акварельным багрянцем, проявились ямочки. Ее полные губы чуть приоткрыты, кажется я даже почувствовал ее дыхание на своем лице. В ее образе было что-то неземное. Не из этого мира.

Поставив чашку на подоконник я потёр виски и тяжело вздохнул, в боку при этом предательски кольнуло, все же боль возвращалась. События прошлого дня казались мне чем-то совершенно нереальным, сном. Но аккуратно зашитая рана и фотокарточка из будущего, говорили об обратном. И лишь сейчас я подумал, что совершенно ничего не знаю об устройстве. Как оно работает, и встречу ли я Софию вновь? Но где-то в глубине души было уверен, что это только начало.

  Провалявшись без сна до семи утра, я оделся и пошел в бар к старику Момсену.

"всегда открыто, всем рады!" – вспомнил я грубо-начертанную от руки вывеску. Русалка с непомерно огромными сиськами, похабно ухмыляясь, сидела на бочке и вывалив язык подносила кружку к густонапомаженным губам. С этой вывеской связано множество легенд и домыслов, и всякий, кто хоть раз был у Мо, так назывался бар, поминал причудливые художества господина бутлегера покуда хватало памяти.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ: «ПРОЩАЙ, НИК!»

"Здравствуй, мой дорогой друг! Я слышал о взрыве и, признаюсь, был крайне рад, что ты жив. Я читаю Вестник, и видел заметку мисс Пэйдж. Стоит отдать ей должное, писать она умеет, хоть на мой скромный взгляд, человека далекого от журналистики, ей стоит научиться следить за языком. Амбиции мисс Пэйдж идут далеко впереди нее.

Однако речь о другом. Как я уже сказал, я рад, что все обошлось. Тем не менее, я написал это письмо отнюдь не потому, что в очередной раз хочу, как ты сам выразился в интервью мисс Пэйдж, отнять лакомый кусок! Я также не стану тебя умасливать, в попытках заполучить твое расположение. Хотя, признаться честно, я был бы только рад сотрудничать с таким, все всяких сомнений, пылким умом, для которого, как и для меня впрочем, наука является единственным смыслом в жизни! Хочу заверить тебя, что не имею в виду ничего, кроме дружеской поддержки и финансирования любых твоих экспериментов.

Подумай об этом.