Свидание не было пятиминутным,
Помню, прощаясь, он мне сказал:
– Ваше письмо ко мне – это идея в предельно-накалённом состоянии. Поэтому оно заставило меня отозваться.
Что так взволновало меня в книге М.А., если я написал ему столь страстное письмо?
Вот книга, которую я тогда прочёл в Орле, и я приведу из неё строчки, тогда мной подчёркнутые.
<Далее идут только выписки, и воспоминания М.Г. Михайлова о М.А. Лифшице обрываются. >
1 октября 1973 г
Дорогой Михаил Григорьевич!
Получив Ваше письмо, я немедленно вынул из машинки заложенный в неё лист бумаги с очередной писаниной и отвечаю Вам. Мне, разумеется, случалось получать письма читателей, да и теперь я их получаю, в том числе и весьма одобрительные. Автору это приятно. Что же ещё может поддерживать его в тех затруднениях, которые он встречает каждый день? Литература есть «море треволненное, в нём же гадов несть числа»342, писал Белинский одному из своих корреспондентов. Но такое письмо, как Ваше, приходит не каждый день. В нём много не только ума и начитанности – это ценный товар, но не всё. В нём есть самое ценное – страдающая душа. Манерные страдальцы представляют коммунистически мыслящего человека прямолинейным, а он между тем по внутреннему драматизму не уступит ни блаженному Августину, ни Кьеркегору, не говоря о слащавых Бердяевых нашего времени. С этого дня Вы занимаете место в моём сердце рядом с немногими другими отзывчивыми душами, проживающими в разных географических точках нашей советской планеты.
Отвечать Вам могу только словами благодарности. Пуститься в теоретические и практические рассуждения – нет. Из Вашего письма я вижу, что Вы посещаете иногда столицу нашей Родины. Буду рад Вас видеть у себя, напишите только заранее, чтобы я оказался на месте. Не знаю Ваших нравов – но если Вы не против «поллитры», то она будет обеспечена, хотя жена строго следит за моим поведением в этом смысле. Ведь я гораздо старше Вас, хотя и сохранил некоторое легкомыслие.
Нет, я не переоцениваю значение теоретических идеалов. Ваши сомнения прекрасно знакомы и мне. Никуда «назад» Вы, конечно, не упадёте, но легко упасть и
Посылаю Вам недавно вышедшую книжку343. Выходила она пять лет, но, опять-таки, «претерпевый до конца спасётся»344.
С товарищеским приветом
5 декабря 1975 г
< телеграмма >
Дорогие Михайловы поздравляем праздником Желаем здоровья Спасибо за подарки Не нужно ли чего купить Москве Лифшицы
14 февраля 1976 г
Милая Зоя345 и глубокоуважаемый Михаил Григорьевич!
Вы, наверно, думаете, что я не хочу с вами знаться. Нет, не писал вам потому, что был безумно занят, связан по рукам и ногам всякими сроками, от которых зависят другие люди, их работа, их заработок. Словом – не мог. Вот только неделя прошла, как немного отпустило. Я как бы в отпуске и должен был начать с рукописи двух врачей, которая лежит у меня уже полгода, а рукопись об «улыбке Джоконды»346 и медики считают, что никто, как я, не может им дать компетентной консультации по этому вопросу. Написал об улыбке – теперь вам.
Во-первых, надеюсь, что последствия несчастного случая с машиной, которое происшествие я принял близко к сердцу, прошли бесследно. А сам боюсь, что моя шутливость не к месту. Во-вторых, спасибо за поздравление, я был очень тронут. Искренне желаю вашему семейству здоровья и устроения всех дел на доступном уровне.
Всё это время я не имел возможности прочесть статью М.Г.347 Теперь прочёл, и вот мои заключения. Написано хорошо, горячо, цитаты встречаются превосходные. Но цели реальной – не вижу, сказать откровенно. На тему об «отчуждении» и «частичном человеке» написано уже много, даже слишком много. Что-нибудь новое здесь сказать трудно, а что касается остроты изложения, то как бы не получилось что-то вроде духовного алкоголизма, относящегося, в сущности, к тем же явлениям, которые Вы объясняете.
Насчёт философии жизни я написал Вам большое письмо, но его зачеркнул и выбросил – боюсь, что Вы меня можете понять неправильно, да и вообще дерзать на эту тему не хочу. Оставляю только практический совет – хорошо бы Вам взяться за какую-нибудь историко-литературную тему. Почему бы не написать, например, о Глебе Успенском? Писатель превосходный. Помню, когда я открыл его покойному А.Т. Твардовскому, он очень радовался. Хотел бы видеть такую Вашу книгу напечатанной и думаю, что это вполне возможно.