Итак, дорогой Виктор, желаю Вам в наступающем году нового счастья и радости от своего развития, творческого труда, что, кажется, одна из больших, если не самая большая радость, доступная человеку. Л.Я. кланяется Вам.
Передайте, пожалуйста, наши поздравления и лучшие пожелания жене. Будьте счастливы и благополучны.
Ваш
Мих. Лифшиц
7 марта 1969 г
Дорогой Виктор!
Поздравляю Вашу жену и Вас с большим праздником всего человеческого рода. Спасибо за добрые слова, они всегда служат утешением, но особенно в те минуты, когда кажется, что живёшь глупо. Труда слишком много (а слишком тоже не хорошо), и направляется он на вещи ничтожные или очень малые. Но сие от нас не зависит.
Благодарю за книгу284. Она у меня, впрочем, уже есть – подарил Сац. Если понадобится, присланная мне хранится для Вас.
Будьте здоровы и счастливы
Ваш М. Л.
8 мая 1969 г
< телеграмма >
Дорогой Виктор!
Поздравляю Вас с Днём Победы. Передайте, пожалуйста, поздравления и лучшие пожелания Вашей жене от меня и Л.Я.
Ваш Мих. Лифшиц
Р. S. А в письмах всё-таки не шалите285.
14 января 1970 г
Дорогой Виктор!
Спасибо за поздравление286 и за большое письмо. К сожалению, ответить на него я не могу – нет времени совершенно. Мы с Л.Я. после большого аврала едем в отпуск. Через несколько дней – иншаллах – я буду уже в Кисловодске. Что касается Ваших идей, то работайте! Но не торопитесь делать выводы, чтобы не говорить банальности, которые часто кажутся нам нашим оригинальным открытием. Время у Вас есть. Мы с Л.Я. желаем Вам и Вашей жене наилучшего 1970-го года.
Salut!
Ваш М. Л.
12 сентября 1970 г
Дорогой Виктор!
Спасибо за поздравительную телеграмму287 и за письмо. Прошу извинения – ответить вовремя не мог, не имел физической возможности. Тем более что Вы оставили мне Вашу работу288, которую я всё собирался прочесть. Наконец, мне удалось взять её в руки, и теперь я могу дать Вам отчёт о моём впечатлении.
Её можно рассматривать как ступень в Вашем личном теоретическом развитии, как документ этого развития. В ней много хорошего: и порядочное уже знание Маркса, и широкая картина чтения разных книг, старых и новых, и общее направление мысли в самую лучшую сторону… Всё это несомненно. Однако я живо представляю себе физиономию того рецензента из кафедры основ марксизма, который оставил на полях Вашей рукописи свои следы красным карандашом. Конечно, он – дуб, но, как это ни странно Вам будет узнать от человека, которому не раз приходилось выслушивать «суд глупца»289, – дубовая изгородь не всегда только мешает свободному полёту мысли. Милый Виктор, церковные соборы решали, как надо писать лики святых, и отклонение от этих правил было ереси подобно. А между тем Вы, вероятно, как вся нынешняя интеллигенция, без ума от икон.
Могу только с отвращением вспоминать времена «четырёх черт диалектики»290 и прочего в этом роде, но иногда я ясно ощущаю в себе большое преимущество по сравнению с нынешними манерными мальчиками – и это преимущество, по крайней мере отчасти, состоит в полученном мною «воспитании под Верденом»291. Боязнь ереси наносит несомненный ущерб свободной игре творческих сил, но дубовая ортодоксия есть всё же суррогат строгой мысли, а мысль должна быть строгой, а не только игра, пустое баловство, умственное почёсывание.
Отсюда следует не оправдание дубовой ограниченности, но призыв к разумному самоограничению действительным содержанием предмета, которое является важным элементом диалектики, как справедливо думали Гёте и Гегель. Вы помните новеллу Бальзака «Неведомый шедевр»? Свободный от необходимости зарабатывать деньги своим искусством, Френхоффер впадает в полную неопределённость «художественных поисков» и создаёт нелепое произведение, которое представляется ему совершенством, Золя сделал из этой темы целый роман292. Но только ли деньги играют такую роль? Нет, всякая внешняя граница, причиняя нам боль, является (по принципу «нет худа без добра») субституцией нашей собственной внутренней зрелости.
Вы сейчас находитесь в той стадии жизни, когда хочется что-нибудь открыть своё и притом свободное, вольное. Это хорошо. Что же плохо? То, что, например, Ваше открытие насчёт иррациональности искусства оказалось чем-то совсем не оригинальным – позднее Вы поймёте даже, в какой степени. Ваша последняя работа не содержит таких открытий, но в ней тоже есть элемент неоригинальной оригинальности. Вы открыли для себя «отчуждение». На Западе от него буквально стон стоит. Да и у нас Давыдовы, Шрагины, Пажитновы293 и прочие, имя же им легион, уже прожужжали публике уши своей борьбой против отчуждения и разделения труда. В связи с этим они то отменяли искусство, то возрождали его, и так далее. В таких конструкциях есть какая-то фальшь, и Вы её, несомненно, почувствуете.