Думаю, я довел экономию до совершенного предела. Несомненно, некоторое время я мог бы прожить на пару пенсов в день, но теперь это с моей стороны не кратковременное усилие, а повседневный образ жизни на многие предстоящие месяцы. Чай, сахар и молоко (концентрированное) обходятся мне в пенс ежедневно. Буханка хлеба стоит два пенса три фартинга, и я съедаю ее за день. Ужин по очереди состоит из трети фунта бекона, поджаренного на газу (два пенса и полпенни), или двух сосисок (два пенса), или двух кусков жареной рыбы (два пенса), или четверти восьмипенсовой банки консервированной говядины (два пенса). Все они при соответствующем добавлении хлеба и воды составляют вполне приличный обед или ужин. От масла я пока что отказался. Поэтому у меня на питание уходит меньше шести пенсов в день, но я люблю печатное слово в пределах полпенни в день, на которые я покупаю вечернюю газету, поскольку при быстром развитии событий в Александрии я совершенно не могу обходиться без новостей. Однако я часто упрекаю себя за эти полпенни, поскольку если бы я выходил по вечерам и читал транспаранты с газетами, то мог бы и сэкономить, и иметь общее представление о том, что происходит вокруг. Конечно, полпенни в день – это пустяк, но подумай о шиллинге в месяц! Возможно, ты представляешь меня обескровленным и истощенным подобной диетой! Я худой, это верно, но я в жизни не чувствовал себя в лучшей форме. Во мне столько энергии, что я иногда выхожу из дома в десять вечера и гуляю до двух или трех ночи. Днем я выходить не решаюсь, сам понимаешь, из страха пропустить пациента. Я попросил маму не присылать мне братишку Пола, пока жизнь более-менее не наладится.
На днях меня зашел проведать старина Уайтхолл. Целью его визита было пригласить меня на ужин, который, в свою очередь, должен был отметить начало моей практики. Будь я сыном старика, он не мог бы так живо интересоваться моими делами и перспективами.
– Ей…, доктор Монро, сэр, – сказал он. – Я опросил каждого…, у кого что-то не так со здоровьем. Через неделю у вас будет масса пациентов. Вот Фрейзер, который балуется трехзвездным коньяком. Он придет. Есть еще Сондерс, который говорит только о своей хандре. Меня тошнит от этой… его хандры. Но я попросил его прийти. А вот еще Терпи с раной! В сырую погоду ее тянет, а его врач ничего не может с ней поделать, кроме как вазелином смазать. Он придет. Есть еще Карр, который допьется до смерти. Он не очень-то жалует врачей, но его тоже можно взять.
Весь следующий день он то и дело заходил ко мне и засыпал вопросами насчет ужина. Будем ли мы бульон или суп из бычьих хвостов? Не кажется ли мне, что бургундское лучше портвейна и шерри? Торжество было намечено на следующий день, и сразу после завтрака он явился с докладом. Все приготовит соседский кондитер. Блюда будет подавать сын хозяйки. Мне было тягостно видеть, что язык у Уайтхолла заплетался, он явно уже нагрузился с утра. Днем он снова заглянул сказать, что мы весело проведем время. Такой-то хорошо рассказывает, а такой-то неплохо поет. Тогда он был пьянее прежнего, и я решился (на правах врача-консультанта) поговорить с ним об этом.
– Дело тут не в выпивке, доктор Монро, сэр, – на полном серьезе ответил он. – Все в… здешнем расхолаживающем воздухе. Пойду-ка я домой и прилягу, чтобы приветствовать гостей свежим, как огурчик.
Но возбужденное предвкушение торжества наверняка было для него чересчур. Когда я приехал без пяти семь, Терпи, раненый лейтенант, встретил меня в передней с лицом, не предвещавшим ничего хорошего.
– Уайтхоллу конец, – сказал он.
– В чем дело?
– Он ослеп, онемел и парализован. Идите и взгляните.
Стол в его комнате был накрыт к праздничному ужину, а на приставном столике расположились несколько графинов и большой холодный пирог. На диване был распластан наш несчастный хозяин с закинутой назад головой, его раздвоенная борода была нацелена на карниз, а на столе рядышком стоял полупустой бокал виски. Как мы его ни трясли и ни кричали, но из состояния блаженного опьянения вывести не смогли.
– Что нам делать? – ахнул Терпи.
– Нельзя его вот так оставлять на всеобщее обозрение. Лучше унести его отсюда, пока кто-то еще не пришел.
Мы его унесли, вывернутого и скрученного, как питона, и уложили на кровать. Когда мы вернулись, прибыли еще трое гостей.
– Хочу вас огорчить, но капитану Уайтхоллу нездоровится, – сказал Терпи. – Доктор Монро считает, что ему лучше не спускаться вниз.
– На самом деле, я велел ему лечь в постель, – добавил я.
– Тогда я предлагаю, чтобы обязанности хозяина взял на себя мистер Терпи, – подал голос один из вновь прибывших.
Вскоре подъехали другие гости, но на ужин не было и намека. Мы подождали четверть часа, но ничего не появилось. Позвали хозяйку, но она ничего не могла сказать.
– Капитан Уайтхолл заказал ужин у кондитера, – сообщила она после перекрестного допроса, проведенного Терпи. – Но не сказал, у какого именно. Возможно, у одного из четырех или пяти. Сказал лишь, что все принесут, и попросил меня испечь яблочный пирог.