Письма молодого врача. Загородные приключения

«Когда служанка прибиралась в комнате после вашего отъезда, она достала из-под каминной решетки клочки бумаги. Увидев в них мое имя, она, как и должно, отнесла их хозяйке, которая сложила их и обнаружила, что это остатки письма вам от вашей матери, в котором я описан в гнуснейших выражениях вроде „обанкротившегося афериста“ и „нечистого на руку Каллингворта“. Могу лишь сказать, что мы поражены, как вы могли участвовать в подобной переписке, будучи гостем и живя под нашей крышей, и отказываемся от сношений с вами в какой-либо форме».

Неплохое утреннее приветствие, не так ли, когда я, положившись на его обещание, начал практику и снял на год дом с несколькими шиллингами в кармане? Ради экономии я бросил курить, но решил, что ситуация такова, что заслуживает трубки, поэтому встал с кровати, собрал горстку завалившегося за подкладку табака и выкурил его. Спасательный жилет, о котором я так доверчиво рассуждал раньше, лопнул, оставив меня барахтаться в воде. Я вновь и вновь перечитывал письмо и, несмотря на свое незавидное положение, не мог не рассмеяться над всей мелочностью и тупостью послания. Картинка, на которой хозяин и хозяйка кропотливо складывают вместе обрывки писем их уехавшего гостя, показалась мне забавной до чрезвычайности. А тупость заключалась в том, что, разумеется, и ребенок заметил бы, что резкость моей мамы последовала в ответ на мое защищавшее Каллингворта письмо. Зачем нам обоим писать одно и то же? Так вот, я до сих пор всем этим очень сконфужен и понятия не имею, что делать дальше – скорее всего, умру и заслужу проклятие, нежели войду в порт под развевающимся флагом. Мне надо многое обдумать и написать тебе о результатах. Что бы ни случилось, несомненно лишь одно: в счастье и в горе остаюсь твоим любящим и многословным другом.

Письмо тринадцатое

Оукли-Вилла, Берчспул, 12 июня 1882 года

Когда писал тебе свое последнее письмо, дорогой Берти, я еще приходил в себя после окончательного разрыва с Каллингвортом и походил на выброшенную на песок рыбу. Сама возможность разложить все по полочкам и изложить черным по белому на бумаге, похоже, прояснила ситуацию, и к концу письма я чувствовал себя куда веселее. Я как раз подписывал конверт (обрати внимание, как я подробно описываю свои действия!), когда звонок в дверь заставил меня подпрыгнуть. Через застекленную дверь я увидел благообразного бородатого господина в цилиндре. Это больной. Это наверняка больной! И тут я впервые понял, какая огромная разница между тем, что лечишь больного с подачи другого врача (как я делал у Хортона) или занимаешься специализацией в практике коллеги (как я делал у Каллингворта), и тем, когда сам принимаешь совершенно незнакомого человека. Мне не терпелось его принять. А когда он пришел, я на мгновение почувствовал, что не смогу открыть дверь. Но, разумеется, это была лишь минутная слабость. Я открыл дверь, боюсь, с довольно лицемерной беззаботностью, словно я случайно оказался в прихожей и не хотел беспокоить служанку, чтобы та спустилась вниз.

– Доктор Старк Монро? – спросил посетитель.

– Прошу вас, входите, – ответил я и указал рукой в сторону кабинета.

Это был напыщенный господин с тяжелой походкой и рыкающим голосом, но для меня он был ангелом небесным. Я нервничал и в то же время боялся, что он заметит нервозность и нерешительность и перестанет мне доверять, что впал в чрезмерную веселость. По моему приглашающему жесту он сел и хрипло прокашлялся.

– А, – сказал я, всегда гордившийся своей быстрой постановкой диагноза, – вижу, что у вас что-то с бронхами. Летние простуды бывают коварны.

– Да, – ответил он, – я какое-то время кашляю.

– При соблюдении режима и лечении… – начал я.

Он не проявил заинтересованности, а лишь тяжело вздохнул и покачал головой.

– Я к вам не за этим, – сказал он.

– Не за этим? – У меня упало сердце.

– Нет. – Он достал пухлую тетрадку. – Я по поводу небольшой задолженности по газовому счетчику.

Ты будешь смеяться, Берти, но мне было совсем не до смеха. Он хотел получить с меня восемь шиллингов и шесть пенсов на основании того, что этого не сделал предыдущий жилец. Иначе компания снимет газовый счетчик. Он и предположить не мог, что предоставил мне или расстаться с половиной моего капитала, или отказаться от приготовления пищи! Наконец, я сумел умиротворить его обещанием разобраться в этом деле и таким образом на какое-то время увернулся от оплаты, очень раздосадованный, но по-прежнему при деньгах. Перед уходом он подробно рассказал мне о состоянии его газовых труб (его, а не компании), но я потерял к нему интерес, узнав, что его лечит клубный врач.