Но в этом случае он наверняка планировал все это почти с самого начала моей жизни у них в доме, поскольку мама начала клеймить его поведение уже тогда. Некоторое время он был не уверен, как продолжить. Затем он придумал оправдание (которое тогда, если помнишь, показалось мне совершенно безосновательным) касательно еженедельного снижения дохода, чтобы выдавить меня из практики. Его следующим шагом стали уговоры меня начать свое дело, а поскольку без денег это было невозможно, он подбодрил меня обещаниями насчет еженедельного займа. Я вспомнил, как он говорил мне, чтобы я не боялся заказывать мебель и прочее, поскольку торговцы дают начинающим долгосрочный кредит, и в случае необходимости я мог бы всегда рассчитывать на него. Он также по собственному опыту знал, что домовладелец потребует заключения договора аренды как минимум на год. Затем он выждал, чтобы взорвать мину, пока я не напишу ему, что оброс обязательствами, после чего в ответ пришло письмо о разрыве со мной. Это было такое долгое и изощренное введение в заблуждение, что я при мысли о Каллингворте впервые ощутил нечто вроде страха, словно в обличье и одежде человека я увидел что-то нечеловеческое, настолько выходящее за пределы моего понимания, что я был перед ним бессилен.
Так вот, я написал ему письмо, очень короткое, но, надеюсь, не лишенное колкости. Я заявил, что его письмо доставило мне удовольствие, поскольку сняло все разногласия между мной и мамой. Она всегда считала его подлецом, а я всегда его защищал, но теперь я вынужден признаться, что она была права с самого начала. Я сказал достаточно, чтобы показать Каллингворту, что разгадал его план, и закончил заверением, что если он считает, что сильно мне навредил, то глубоко ошибается, поскольку у меня есть все основания полагать, что он непреднамеренно заставил меня поступить так, как я сам хотел.
После этой легкой бравады мне стало лучше, и я обдумал сложившуюся ситуацию. Я был один в незнакомом городе, без связей и знакомств, с меньше чем фунтом в кармане, без всякой возможности освободиться от обязательств. Мне не к кому было обратиться за помощью, поскольку все недавние письма из дома говорили о том, что дела там плохи. Здоровье моего бедного отца ухудшалось, а вместе с ним снижался и его доход. С другой стороны, я понял, что есть обстоятельства и в мою пользу. Я молод и полон энергии, вырос не белоручкой и готов к трудностям. Я хороший врач и верю, что обзаведусь больными. Мой дом идеально подходит для этой цели, и я уже приобрел самую необходимую обстановку. Игра еще не окончена. Я вскочил на ноги, стиснул кулаки и поклялся подсвечнику, что не сдамся до тех пор, пока не стану молить о помощи из окна.
В следующие три дня звонок не прозвонил ни разу. Человек не может быть в большей степени изолирован от себе подобных. Меня веселило сидеть наверху и считать, сколько прохожих остановилось взглянуть на мою табличку. Однажды (воскресным утром) их было больше сотни за час, и я часто видел по тому, как они оглядывались, что они думают или говорят о новом враче.
Это меня подбадривало и заставляло чувствовать, что что-то происходит.
Каждый вечер с девяти до десяти я выхожу, чтобы сделать скромные покупки, уже придумав меню на следующий день. Обычно я возвращаюсь с буханкой хлеба, пакетом жареной рыбы или связкой сосисок. Затем, когда мне кажется, что в округе все стихает, я выхожу и подметаю у входа в дом метлой, а если кто-то проходит мимо, то прислоняю ее к стене и мечтательно гляжу на звезды. Потом, чуть позже, я выношу шлифовальную пасту, тряпку и кусочек замши. Уверяю тебя, если бы практика зависела от яркости таблички, я бы принимал у себя весь город.
Как ты думаешь, кто первым нарушил затянувшееся молчание? Тот негодяй, с которым я дрался под фонарным столбом. Похоже, он точильщик, и позвонил узнать, нет ли у меня для него работы. Я не мог не улыбнуться, открыв дверь и увидев, кто передо мной. Однако он вообще меня не узнал, что неудивительно.
Следующим посетителем оказалась настоящая пациентка, пусть и очень скромная и небогатая. Это была низкорослая анемичная старая дева, как я заключил, страдающая хронической ипохондрией. Она наверняка обошла всех врачей в городе и с нетерпением хотела посмотреть на новенького. Не знаю, смог ли я ей угодить. Она сказала, что вернется в среду, но глаза ее бегали, когда она это говорила. Заплатить она смогла лишь шиллинг и шесть пенсов, но деньги пришлись очень кстати. Я могу три дня на них прожить.