Пионовый фонарь (ЛП)

АИКАВА: Экую несуразицу говоришь! Ведь не маленькая уже… Твой муж уезжает, чтобы отомстить за господина, а не на богомолье в храм… Ну вот, чего же ты плачешь?

О-ТОКУ: Ну хоть примерно, когда он вернется?…

АИКАВА: Не знаю. Может быть, лет через пять, а может быть, через десять… Ну-ну, перестань, ты спасибо скажи, что у тебя такой достойный супруг. Смотри, господин Коскэ подумает, что у тебя нет мужества… Она еще сущий ребенок… А ты что расплакалась, бабка?

КОРМИЛИЦА: Да вы и сами плачете…

АИКАВА: Я старик, мне можно…

КОСКЭ: Прощайте, будьте здоровы.

Коскэ в прихожей обувает варадзи. О-ТОКУ глядит на него полными слез глазами.

О-ТОКУ: Берегите же себя…

Коскэ приласкал ее и поспешно вышел в сопровождении Дзэндзо.

Картина четвёртая

Уезд Курихаси. Харчевня «Сасая». За столиком сидит ТОМОДЗО, пьёт вино. На нём – шёлковые одежды с гербами, подпоясан парчовым оби, на ногах – кожаная обувь. Тут же - ХОЗЯИН харчевни. От столика Томодзо отходит СЛУЖАНКА, которая оставляет на его столе порцию вина и закуски. Томодзо провожает её недвусмысленным взглядом.

РАССКАЗЧИК: Получив от привидений сто золотых, Томодзо решил, что пора начать новую жизнь. Переехав в уезд Курихаси, через своего приятеля, погонщика лошадей Кюдзо, приобрел он за двадцать золотых добротный дом – да-да, тогда ещё цены были такими! – и под именем Сэкигутия Томодзо открыл на пятьдесят золотых лавку мелочей…

ТОМОДЗО знаком подзывает ХОЗЯИНА харчевни. Хозяин подходит.

ХОЗЯИН: Слушаю вас, господин Томодзо. Всё ли в порядке?

ТОМОДЗО: Всё хорошо. Я очень доволен.

ХОЗЯИН: Признаться, и я доволен, что вы так часто стали у меня бывать. Сами знаете, как это – видят, что такой человек приходит, значит, мол, хорошее заведение.

ТОМОДЗО: Что ж, скромничать не буду, сам вижу – людям моя лавка нравится. Торг идёт хорошо.

ХОЗЯИН: Да как же ему не идти! Товар хороший, и цена дешёвая. И дом хороший приобрели.

ТОМОДЗО: Да, начинать жизнь заново, так пусть и дом новый будет, и… А скажи, что это за красотка мне на стол подает? Сколько ей – двадцать три, двадцать четыре?

ХОЗЯИН: Я-то думаю, все двадцать семь будет, да только правда ваша – выглядит молодо.

ТОМОДЗО: Кто такая?

ХОЗЯИН: Муж её – самурай, был где-то ранен в ногу. Прожили они тут при харчевне долго. За свой счет кормить мне их накладно, ну, я нашел им домик у дамбы, а жену взял сюда служанкой. Они и живут на ту мелочь, что она здесь зарабатывает.

ТОМОДЗО: Если им жить-то не на что, она покладистая должна быть…

ХОЗЯИН: Вообще по ней видать сразу, что у господ в доме жила, манеры-то есть, только…

ТОМОДЗО: Ну-ну. Что про неё говорят?

ХОЗЯИН: Держится она, вроде, как честная… но говорят, она совсем опустилась. Да я не осуждаю, муж-то изувечен, какой он кормилец с больной ногой?

ТОМОДЗО: Вот как… Кончилось сакэ, пришли-ка мне её.

ХОЗЯИН: Приятного аппетита, господин Томодзо. (Уходит.)

Из кухни выходит служанка с подносом, на котором – графинчик сакэ. Она очень молодо выглядит: события, которые другого бы в могилу свели – не отложили печати на её лице. Это она – О-КУНИ.

О-КУНИ: Прошу вас, господин.

ТОМОДЗО: Присядь-ка со мной. Сакэ подогрето?

О-КУНИ: Нет, господин. (Собирается идти на кухню.)

ТОМОДЗО: Ничего, посиди со мной, я и не заказывал подогретое. Ты мне подогреешь его своим ласковым взглядом…

О-КУНИ: Господин не скупится на хорошие слова для бедной девушки. У меня даже слёзы выступили, простите меня.

ТОМОДЗО: Зови меня Томодзо. Как зовут тебя, милая?

О-КУНИ: О-Куни.

ТОМОДЗО: Слёзы… Да ты и вправду готова заплакать… И одна жемчужинка уже вот-вот готова скатиться с твоих пушистых ресниц. Послушай, милая О-Куни, я в жизни много повидал, и знаю, что так чувствительны бывают те, кому много пришлось пережить.

О-КУНИ: Право, не знаю, что вам ответить…

ТОМОДЗО: Тяжело живётся тебе? Откуда ты?

О-КУНИ: Мы с мужем из Эдо.

ТОМОДЗО: Почему же ушли вы из Эдо?

О-КУНИ: Не всегда человек волен сам распоряжаться собой…

ТОМОДЗО: Так-так…

О-КУНИ: Иногда ветры судьбы играют человеком, словно сухим листом, сорвавшимся осенью с дерева.

ТОМОДЗО: О, да я вижу у нас много общего, несмотря на то, что ты молода – я ведь думаю в точности так же, как ты…

О-КУНИ: Бежали мы с мужем, потому что оговорили нас, ждало нас ужасное наказание. Родные мои раньше жили в Этиго, но они переехали, и никто не знает – куда. Мы долго блуждали по тракту Осюдзи, пока вот еле живые не добрались сюда, в Курихаси.

ТОМОДЗО: Вот как наши судьбы похожи…

О-КУНИ: Благодаря заботам хозяина харчевни нам немного ещё удалось продержаться, а затем…

ТОМОДЗО: О-Куни, слаще мёда уста твои, а горько мне слушать то, что ты говоришь. Только ты меня не знаешь. Я что задумал – сделаю. Не пожалею ни уговоров, ни денег, чтоб никогда твоё личико больше не омрачалось…

Не суетясь, Томодзо достаёт несколько монет и кладёт перед О-Куни. Оба понимают, что этот разговор был лишь необходимой данью вежливости. Она «нерешительно» смотрит на деньги и на Томодзо, и со слезами умиления благодарно принимает их.

Картина пятая