Пятая руна

— Разумеется. До сих пор собираюсь. Если согласитесь, конечно.

— Конечно, — пискнула я и убежала, чувствуя, что сохранять самообладание больше не могу.

Скатившись по лестнице чуть ли не кубарем, я выбежала на крыльцо и быстрым шагом направилась к остановке, нервно крутя браслет на запястье. За что, ну вот за что мне на голову свалился весь этот кошмар? И почему мне сейчас кажется, что демонолог не самая страшная его часть?

Я хорошо помнила наше с профессором знакомство. Правда, это было не совсем знакомство. Или, если уж совсем точно, всё-таки знакомство, но сугубо заочное. Началось оно вскоре после того как я, перейдя в старшую школу, заполучила-таки список вопросов с экзаменов в медицинский. Изучение его повергло меня в глубочайшее уныние: по биологии я не знала половины, а по химии и вовсе практически ничего. С мечтой о врачебной карьере пришлось распрощаться.

Профессии библиотекаря и учителя не привлекали меня совершенно. Исключительными способностями к математике, такими, чтобы меня, девушку, взяли на какую-то техническую специальность, я тоже не обладала. Так что оставалось или вслед за братом пойти в журналисты, или попытать удачу в магии. Или ограничиться средним образованием, но этот вариант я решила оставить на крайний случай.

После долгой беседы с преподобным я осознала, что в журналистике порядочной девушке не место. Придётся болтаться неизвестно где, встречаться непонятно с кем… и какую бы жизнь я в действительности не вела, осуждения всей общины не избежать. Да и Дилан никогда бы на такое не согласился.

Пользу и даже необходимость магии преподобный признавал. Вообще к тому моменту я уже окончательно уяснила для себя, что больше всего его печалит не то, какую именно профессию я для себя наметила, а само моё желание получать высшее образование вместо того, чтобы поскорее выйти замуж и посвятить себя семье. Но прямо преподобный ничего такого не высказал, так что я решила намёк проигнорировать. Папа хотел, чтобы я училась, я сама хотела учиться, и вот это было для меня важнее всего.

Заручившись таким манером хоть и не совсем благословением, но по крайней мере разрешением преподобного, я засела за учебники по магии. Выучить и освоить в этой области мне требовалось не так много, как в химии с биологией, так что шансы поступить выглядели вполне реальными. И вот в один прекрасный день я раздобыла в городской библиотеке отличную книгу.

Посвящена она была базовым магическим расчётам, написана просто замечательно, так, что даже я, в силу то ли лени, то ли недообразованности нашего школьного учителя никогда с этой темой не встречавшаяся, с лёгкостью во всём разбиралась. За долгие часы чтения и конспектирования в моей голове как-то сложился вполне чёткий образ автора: этакого благообразного старичка, седого, пухленького, в круглых очках на кончике носа и с доброй полуулыбкой на губах. Тогда ещё я ещё и понятия не имела, кто такой Даниэль Р. Лирс, так что могла фантазировать в полное собственное удовольствие.

Но на самом деле история началась даже не с этого, а с того, как я годом раньше вообще решила, что хочу учиться. Тогда после школы я помогала в небольшом магазинчике неподалёку от дома, где продавали овощи, хлеб и всякие бытовые мелочи вроде чистящих средств и лампочек. Короче, всё то, что люди могут захотеть купить по дороге домой. И ещё там рядом с кассой была стойка с газетами и журналами.

Я всегда немного задерживалась после закрытия, потому что Линда, кассир, боялась одна дожидаться хозяина, приходившего за выручкой. Однажды он уж очень основательно припозднился, а Линда как раз в тот вечер собиралась на какую-то вечеринку. В конце концов к нам заглянула её потерявшая терпение подруга с платьем и косметикой — забежать переодеться домой Линда уже не успевала — и обе они ушли в подсобку, наряжаться. А я осталась ждать хозяина у кассы в одиночестве.

Никогда раньше я не разглядывала яркие обложки журналов на той стойке. С детства меня учили, что не только распространять, но даже и слушать или читать сплетни — дело постыдное. Но заняться было совсем уж нечем, потому я чисто машинально принялась изучать фотографии, снабжённые громкими заголовками. И одна из них всё-таки привлекла моё внимание.

Никогда ещё Аланис Хади не казалась мне такой красивой. Нет, на заполонивших весь город рекламных плакатах прославившего её фильма она тоже была хороша. Даже в пыльной военной форме, растрёпанная и без всякой косметики. Но в великолепном вечернем платье, с роскошной короной сияющих чёрных волос она казалась ангелом, по какой-то случайности спустившимся на часок к нам, на грешную землю. Я смотрела на её безупречную точёную руку, на бриллиант, сияющий в обрамлении платинового кружева завораживающей красоты, на мужчину рядом с ней, ангела ей под стать, и впервые осознавала собственное убожество.