Песнь о Сиде

Тот без лишних слов повернулся и пошел по коридору. Видимо, действительно очень устал. К слову, Н. тоже выглядел помятым. Он подождал, пока часовой отойдет подальше, и шепотом сказал:

– Скорее всего, А. будет смотреть.

– Блин… – не сдержался Роман.

– Не блин, а есть! – повысил голос Н., но тут же вернулся к шепоту. – Я пока стоял, он раз пять смотрел.

– Блин… – протянул Роман. – И подолгу?

– Минуты по три.

– Блиииин… – совсем расстроился Роман.

– Ну… Хочешь быть оперативником – терпи… Есть фокус, чтобы полегче было.

– Какой?

– Секунды считай.

– На часы смотреть, что ли?

Н. посмотрел на Романа как на идиота.

– Нет, он же увидит, что ты делаешь. Просто в голове секунды считай. Раз Миссисипи, два Миссисипи, ну и погнал. Только на этом и концентрируйся.

– Понял.

– Все, пошел. Патрон не забудь.

Роман молча кивнул, достал пистолет, дернул затвор и вошел в камеру. Посреди пустого квадратного помещения с некрашеными бетонными стенами стоял стул. На стуле сидел мужчина в трусах и с мешком на голове.

Роман закрыл дверь, решетку и рассмотрел пленника внимательнее. Худой, широкоплечий, много шрамов, в том числе два свежих пореза, выглядящих не очень-то здорово. Незашитые и обработанные, судя по всему, в спешке. Оба сочились сукровицей. Единственное, что показалось Роману действительно странным, – браслет на плече пленника. Золотой змей кусал себя за хвост, замыкаясь чуть выше бицепса. Почему его не сняли? Не расстегивается, а срезать было некогда или что?

– О, у меня новая подружка? – спросил пленный.

Голос у него был отвратительный. Роман невольно поморщился. Этот звук ему напомнил очень неприятный эпизод с пробитым легким.

– А та красотка уже устала от моей компании, а? – спросил пленный. – Жаль, она мне понравилась. Такая молчаливая, но нервная. Истеричка. Да, истеричка. Я люблю истеричек. Знаешь почему, сеньорита? Они всегда сомневаются. И эти сомнения терзают их. Вот, например, сеньорита, ты глотаешь или сплевываешь?

Роман невольно оглянулся на дверь. Теперь понятно, почему Н. так быстро откликнулся на стук. Видимо, этот парень не затыкается.

– Хм, ты тоже молчаливая? Раньше я не понимал, в чем прелесть свиданий вслепую. Нет, не понимал. А теперь распробовал. Ну что ж, я предположу, что ты из тех, кто глотает. О, не спрашивай, как я догадался. Я нутром чую тех, кто глотает. Да, ты из таких. Так вот, про истеричек. Они никак не могут определиться, глотать или сплевывать, представляешь? И если выбирают первое, то тут же корят себя за то, что надо было выбрать второе, а если второе, то наоборот. И ничего не может доставить мне большего удовольствия, чем эти терзания! И кстати, сеньорита…

Роман вздохнул и посмотрел на часы. Это будут очень долгие два часа. Тут даже присесть негде. Он припомнил, что приближаться к пленному нельзя, поэтому пошел вокруг него по максимально возможному широкому кругу. Через какое-то время пленный вдруг заткнулся и наклонил голову вбок.

Роман замер, невольно дотронулся до кобуры, припомнив все предупреждения об опасности этого парня. Но, как и следовало ожидать, ничего не произошло. Да и не могло. Железный стул прикручен к полу, а руки пленника прикованы к стулу.

Внезапно чертов узник захохотал. Роман вздрогнул от неожиданности. Смех звучал так, будто кто-то царапает стекло выбитыми зубами. Своими же. Да и держит их в переломанной руке.

– Ты в этом борделе новенькая, а? – спросил пленник, резко перестав смеяться. – Другие девчонки тебя не обижают? А? Не бойся, можешь рассказать мне. Я тебя пожалею. Я буду с тобой нежен, да, сеньорита, нежен, я ведь у тебя первый? О, а что это за звук?

Роман не сразу понял, что от безделья стал щелкать пальцами, что, очевидно, дало пленному топливо для разговора.

– Это хрустят твои нежные пальчики? Они совсем не для оружия, а?

В этот момент Роман ощутил это жуткое чувство. Будто бы через его глаза смотрят. Будто кто-то внутри него, прямо в голове. И он знает все, что скрывает Роман. Все, что не должен знать никто. Он знает все, он все видит, от него не скрыть ни один темный уголок души. Никуда не убежать, не спрятаться, ведь он внутри, он смотрит через твои глаза!

Ему чудом удалось вспомнить совет Н. Он стал считать секунды, глядя прямо на пленника. Раз Миссисипи, два Миссисипи…

– О, сеньорита, что-то изменилось? – усмехнулся пленник. – Я чего-то не замечаю, а? Ты расстроена моей невнимательностью? Такие уж мы, мужики, дальше своего хрена ничего не видим. Да, совсем ничего. А еще мы не понимаем твоих чувств, а? Как жесток этот мир…

Роман успел досчитать до ста пятидесяти, когда А. наконец-то ушел. Больше никто не смотрит из его глаз. Это, конечно, приносит облегчение, но потом накатывает отвращение. Кто-то был у тебя в голове, кто-то видел все, кто-то выпотрошил тебя и ушел. Роман покачнулся, закружилась голова.

– Так себе у тебя работенка, если честно. Тебе-то самой каково быть шлюхой? – со смесью сочувствия и отвращения спросил пленник.