Первый человек в Риме

Аборты. Колдовство. Убийство. Грабежи с насилием. Изнасилования. Сумасшествие. Отчаяние. Самоубийство. Все это случалось в каждой инсуле, и конец всегда был одинаков. Ни одного случая не было отправлено на рассмотрение городскому претору. Все решали сами жильцы, и суд был скор и справедлив. Глаз за глаз, зуб за зуб, жизнь за жизнь.

Слушая своего гостя, Аврелия составила полный портрет Луция Корнелия Суллы, мало чем отличающийся от истинного. Аврелия была единственной из всех римских аристократов, знакомых с Суллой, кто отдавал себе отчет в том, из каких низов он поднялся. И еще она понимала, какие ужасные трудности он испытывал из-за своей натуры и воспитания. Он говорил о праве своего рождения, а сам постоянно позорил себя в публичных домах.

Пока Сулла рассказывал, мысли его бродили среди вещей, о которых он не смел заговорить с Аврелией. Как отчаянно хотел он маленькую беременную супругу Скавра. И не только из-за ее тела или ума. Она во всех отношениях была его идеалом. Но ее выдали замуж за Скавра confarreatio, по самому торжественному и священному патрицианскому брачному обряду. А он привязан к унылой Элии. Правда, на этот раз не было патрицианского брака, как с Юлиллой. Но развод – отвратителен. Далматика стала еще одним подтверждением давно выученного урока. Женщины. Он нутром чувствовал, что ему никогда не повезет с женщиной. Было ли это из-за его второй натуры? Чудесные, красивые, великолепные отношения с Метробием! И все же он хотел жить с Метробием не больше, чем с Юлиллой. Может быть, потому, что не хотел делить себя ни с кем. Слишком опасно. И все же Сулла страстно желал Цецилию Метеллу Далматику, жену Марка Эмилия Скавра, принцепса сената! Омерзительно! Не то чтобы Сулла обычно был против стариков, женившихся на совсем молоденьких девочках… Это в принципе личное дело каждого. Но в Далматику Сулла был влюблен, поэтому Далматика была особенная.

– Ты понравился ей? – спросила Аврелия, врываясь в его мысли.

По крайней мере в этом Сулла не сомневался:

– О да! Без сомнения.

– И что ты собираешься делать?

Лицо его исказилось.

– Я слишком далеко ушел. Я слишком дорого заплатил! Я не могу остановиться сейчас, Аврелия! Даже ради Далматики. Если я заведу с ней роман, наши «хорошие люди» поставят себе целью погубить меня. Да и денег у меня еще не очень-то много. Достаточно только для сената. Я получил кое-что после войны с германцами, но не больше, чем мне полагалось. И проделать весь оставшийся путь мне будет нелегко. Они относятся ко мне так же, как к Гаю Марию, пусть по другой причине. Ни он, ни я не отвечаем их жалким идеалам. Но они не могут взять в толк, почему мы – можем, а они – нет. Они просто чувствуют, что их используют, ими злоупотребляют. Я безусловно счастливее Гая Мария. По крайней мере, в моих жилах течет благородная кровь. Но она заражена Субурой. Актеры. Жизнь в низах… Я определенно не boni. – Он глубоко вздохнул. – И все же я обскачу их, Аврелия! Потому что я лучший конь на скачках!

– И что же будет, если приз окажется не сто́ящим скачек?

Он широко открыл глаза, удивленный ее глупым вопросом:

– А он никогда и не стоит затраченных усилий! Никогда! И не поэтому мы принимаем участие в гонках. Когда нас запрягают, чтобы сделать семь кругов, мы состязаемся сами с собой. Что еще может двигать Гаем Марием? Он лучший конь на поле боя. И он обгоняет самого себя. И я тоже. Я могу это сделать. И я сделаю это! Но это имеет значение лишь для меня.

Она покраснела:

– Ну конечно! – Поднявшись, она протянула руку. – Пойдем, Луций Корнелий! Сегодня хороший день, несмотря на жару. Субура совершенно опустела. Все, кто может позволить себе покинуть Рим на лето, уехали. Остались только бедные и сумасшедшие. И я. Давай прогуляемся, а когда вернемся, то поужинаем. Я послала за дядей Публием, чтобы он присоединился к нам. Думаю, он еще в городе. – Аврелия состроила гримасу. – Мне следует быть осторожной. Мой муж доверяет мне, потому что любит меня, что немало. Но ему не понравится, если обо мне пойдут разговоры. Вот я и стараюсь быть старомодной женой. Он, конечно, придет в ужас, если я не приглашу тебя поужинать со мной. И все же будет лучше, если поприсутствует также дядя Публий. Гай Юлий похвалит меня за это.

Сулла посмотрел на нее с симпатией:

– Как плохо мужчины знают своих жен! Ты даже отдаленно не похожа на существо, о котором Гай Юлий грезит над солдатским обедом в лагере.

– Я знаю. Но он же этого не знает!

Жара на улице Патрициев обрушилась на них, как удушливое одеяло. Аврелия ахнула и нырнула обратно в дом:

– Ну вот, значит, будем сидеть дома! Не думала, что так жарко! Евтих может сбегать за дядей Публием, пусть поупражняется! А мы посидим в саду. – Она шла впереди, не умолкая. – Не унывай, Луций Корнелий! Все в конце концов наладится, я уверена. Возвращайся в Цирцеи, к своей добропорядочной, скучной жене. Уверена, со временем она будет нравиться тебе больше. И для тебя лучше не видеться с Далматикой. Совсем. Сколько тебе лет?

Настроение Суллы начало улучшаться. Лицо прояснилось, улыбка стала более натуральной.