Первый человек в Риме

– В этом году – веха, Аврелия. В первый день нового года стукнуло сорок.

– Еще не старик!

– В некоторых отношениях уже старик. Я еще не был претором, а уже год прошел, как мог им стать.

– Ну-ну, опять погрустнел, и совершенно напрасно. Посмотри на нашего старого боевого коня Гая Мария! Первый раз стал консулом в пятьдесят лет. Через восемь лет после положенного срока. А сейчас? Если бы ты увидел его на скачках в честь бога Марса, то назвал бы его лучшим скакуном? Был бы ты готов поспорить, что он выиграет? А ведь все свои величайшие подвиги он совершил после пятидесяти.

– Да, это так, – согласился Сулла, и на душе у него помимо воли полегчало. – Какой благосклонный бог направил меня к тебе сегодня? Ты хороший друг, Аврелия. Ты – помощь.

– Ну что же, может быть, когда-нибудь я обращусь за помощью к тебе.

– Тебе стоит только попросить. – Он вскинул голову, увидел балконы на верхних этажах без экранов. – А ты смелая! Нет экранов? И они хорошо себя ведут?

– Всегда!

Он засмеялся гортанным смехом искреннего веселья:

– Уверен, ты крепко держишь в своей маленькой ручке всех шалопаев Субуры!

Кивая, она тихо покачивалась в садовом кресле.

– Мне нравится так жить, Луций Корнелий. Честно говоря, меня не волнует, удастся ли Гаю Юлию скопить достаточно денег, чтобы купить тот дом на Палатине. Здесь, в Субуре, я занята, делаю полезные дела, окружена интересными людьми. Видишь ли, у меня свои скачки.

– У тебя пока что только один мальчик. Перед тобой длинная дорога.

– Перед тобой тоже, – сказала Аврелия.

Юлия знала, конечно, что Марий ни за что не проведет все лето в Кумах, хотя и говорил, что до сентября в Рим не вернется. Как только его состояние улучшится, он захочет вернуться в драку. Поэтому каждый день она возносила благодарственные молитвы богам. Как хорошо, что Марий, едва попав в сельскую местность, скинул и окаймленную пурпуром тогу политика, и кирасу воина и – пусть ненадолго – сделался землевладельцем средней руки, как все его предки. Они купались в море, отдыхали на пляже рядом с их великолепной виллой и объедались устрицами, крабами, креветками, тунцом. Гуляли по малонаселенным холмам среди зарослей роз, наполнявших воздух благоуханием. Они мало принимали гостей и в гости предпочитали не ходить. Гай Марий построил что-то вроде лодки для Мария Младшего. Она была похожа на донную рыбу и вызывала у отца и сына одинаковое восхищение. Никогда Юлия не была так счастлива, как в то безмятежное лето в Кумах.

Но Марий не вернулся в Рим. Без боли, неожиданно, в первую же ночь месяца секстилия с ним случился удар. Проснувшись, Марий лишь заметил, что подушка мокрая, и подумал, что во сне пустил слюни. Когда он вышел к завтраку, Юлия на террасе любовалась морем. Затем она посмотрела на него – на ее лице появилось странное выражение. Никогда прежде Юлия так на него не смотрела.

– В чем дело? – пробормотал Марий, чувствуя, что язык повинуется плохо. Странное ощущение.

– Твое лицо, – вымолвила она, вся побелев.

Он потрогал щеку. Пальцы левой руки тоже почти не слушались.

– Что это? – спросил он.

– Твое лицо… Левая сторона вся отвисла… – Дыхание у нее перехватило, когда она поняла, что случилось. – О Гай Марий! У тебя был удар!

Он не чувствовал никакой боли, не ощущал никаких изменений – он отказывался верить ей, пока она не принесла большое полированное серебряное зеркало и он сам смог увидеть себя. Правая сторона лица оставалась нормальной. Как обычно. Не очень, конечно, строго очерченная, как и следует в его возрасте. Зато левая выглядела расплавленной восковой маской.

– Но я не чувствую никакой разницы! – потрясенный, воскликнул он. – Голова совершенно ясная, ничего не болит. Язык не очень ворочается, но ты ведь понимаешь, что я говорю, и я понимаю, что ты говоришь! Левая рука неловкая, но я могу ею двигать. Нигде не болит!

Когда он, трясясь от гнева, запретил звать доктора, Юлия согласилась только из страха, что, если она ослушается, его состояние ухудшится. Весь день она наблюдала за ним. Когда ей вскоре после полуночи удалось уговорить его лечь спать, она уже могла сообщить ему, что паралич не прогрессирует. Изменений в состоянии мужа она не заметила.

– Уверена, это хороший знак, – сказала Юлия. – Со временем тебе станет лучше. Тебе просто надо отдохнуть. Побудем здесь подольше.

– Я не могу! Они подумают, что у меня не хватает мужества встретиться с ними лицом к лицу!

– Если они захотят навестить тебя – а я уверена, что они приедут, – они сами убедятся, в чем дело. Нравится тебе это или нет, ты останешься здесь, пока тебе не станет лучше, – сказала Юлия властно, что прежде было ей совершенно несвойственно. – Нет, и не спорь со мной! Я права. Ты знаешь, что я права! Чего ты сможешь добиться, если вернешься в Рим в таком состоянии? Разве что еще одного удара!

– Ничего, – пробормотал он и в отчаянии бросился на кровать. – Юлия, Юлия! Я чувствую себя уродливым, но вовсе не больным! Я должен поправиться!