Первая жертва

– Понятно, – кивнула я.

– А вот Хидзирияма вел уроки не каждый день. Ученики очень его любили. Ему было уже за пятьдесят, но он оставался хорошим преподавателем и талантливым художником, у него даже были поклонники среди наших студентов.

Говоря об отце Канны, он ограничивался общими фразами, поэтому я решила перейти к конкретным вопросам:

– В день убийства вы тоже находились в колледже?

– Нет. Были летние каникулы, поэтому на работу пришли только преподаватели, которые в тот день вели свои мастер-классы. Коллега позвонил мне вечером и все рассказал. Когда я узнал, что случилось, у меня кровь застыла в жилах.

– До этого Канна бывала здесь?

– Приходила раз или два, чтобы передать отцу какие-то вещи, но лично я ее никогда не видел. Да и Хидзирияма о своей семье почти ничего не рассказывал. Поэтому когда я увидел новости, то очень удивился: оказывается, дочь у него такая красавица. Я бы на его месте поставил ее фотографию у себя на столе и хвастался перед всеми коллегами. Хотя, видимо, в его семье царила не самая теплая атмосфера.

– Господин Янагисава, – прервала его я, – спасибо большое, что согласились с нами поговорить, несмотря на позицию администрации школы.

Жилистой рукой Янагисава поставил кружку на стол.

– По правде говоря, уже скоро, весной, мы собираемся переехать в другое здание. Тогда название колледжа тоже немного поменяется. Я подумал, наверное, не будет никакого вреда, если мы с вами встретимся.

– Вот как, – пробормотал Цудзи.

Янагисава озабоченно ответил:

– Да. Если честно, даже не знаю, что и думать об этом всем. Я сам каждый день работаю со студентами того же возраста, что и эта девушка, дочь Хидзириямы. Конечно, главное для нас – помочь ученикам в их творческом пути, но занятия – это еще и эмоциональный обмен. Когда я представляю, что юная девушка пырнула ножом моего коллегу, мне становится жаль их обоих. Я понимаю, у Хидзириямы был непростой характер, но временами он казался очень даже жизнерадостным. Не верю, что он был таким уж плохим человеком. Разве что грубоватым. Он смотрел на людей как на материал для своих работ, открывать им душу для него не имело смысла. Но, может, именно поэтому в своих картинах ему удавалось подмечать даже мельчайшие детали.

– Материал для работ, значит? – прошептал Цудзи, уставившись в свою чашку.

Я спросила:

– Как давно вы здесь работаете, господин Янагисава?

– Уже двадцать пять лет. Настоящий старожил.

– Тогда вы, наверное, знали, что господин Хидзирияма проводил занятия по рисованию у себя дома?

– А-а-а… – протянул он, подперев голову рукой. – Да, он что-то такое говорил. Но, кажется, наших студентов там не было. Они же могли и в колледже с ним позаниматься.

– Вот как. Мы думали, это могли быть ваши ученики.

– Нет. Хотя… кто-то из выпускников, особенно из тех, кто учился у Хидзириямы, может что-то знать. Давайте я сейчас наберу одному.

С этими словами Янагисава достал из нагрудного кармана пиджака телефон и позвонил. Я стала разглядывать кабинет, стараясь не подслушивать. На доске виднелись не до конца стертые буквы, а пол вокруг нее был усыпан крошками мела.

Мне на ум пришли слова из письма Канны: «Это отец меня мучил». Летним вечером пять месяцев назад в туалете этой школы произошло убийство. По стенам стекали капли крови, а всегда робкая Канна сжимала в руке кухонный нож…

– Можно вас? – обратился Янагисава к Цудзи.

Тот взволнованно взял телефон.

– Добрый день. Меня зовут Цудзи, я редактор отдела документальной прозы из издательства Симбунка, – представился он. – Да, да. Что, в «Фейсбуке»[22]? А когда вы сможете?.. Прямо сейчас? Кстати, а живет он?.. Да, понял, спасибо.

Я спросила у Янагисавы, можно ли воспользоваться школьной уборной. Кивнув, он встал, открыл дверь и пальцем показал в конец длинного коридора.

– Это туалет, где произошло убийство?

Янагисава слегка замешкался, а затем пояснил:

– Нет, тот туалет находится на втором этаже, он сейчас не работает.

Я поблагодарила его и направилась в дальний конец коридора, куда он и показал. Но как только мужчина вернулся в кабинет, закрыв за собой дверь, я тут же свернула к лестнице и спустилась на второй этаж. Свет практически не проходил через окно, поросшее плющом, поэтому в коридоре стоял полумрак.

На двери в женский туалет висел лист бумаги с надписью «Не работает». Я открыла дверь, не обращая внимания на объявление. Внутри было тихо и еще темнее, чем в коридоре. Абсолютная чистота туалета казалась неестественной. Видимо, после убийства здесь все вычистили до блеска, и с тех пор сюда никто не заходил. Казалось, что даже время тут остановилось. Белый кафельный пол, тусклые серебряные краны. Однако ни тряпок, ни чистящих средств я не увидела, наверное, их куда-то унесли…

Я уставилась на дверь одной из кабинок. Согласно материалам дела, Канна позвала отца в женский туалет, где нанесла ему удар ножом. Но после разговоров с самой девушкой и с теми, кто ее знал, мне было трудно поверить, что она действительно на такое способна. Неужели отец Канны ничего не заподозрил, когда дочь позвала его в туалет?