Первая печать

Осмыслить увиденное она не успевает, потому что все ее внимание приковывает к себе «стрела», что нанесла небу столь необычный урон. Нечто темное, удлиненное, окруженное размытым ореолом несется к острову, закладывая виражи, от которых Ванда хватается за створку парадных дверей, чтобы не упасть. Закружилась голова – у нее, потомственной птахи! Этим невесть откуда взявшимся махолетом, похоже, управляет настоящий безумец.

Впрочем, стоит признать: голова у нее закружилась еще и от внезапного понимания того, на каком крошечном клочке летающей суши они вдевятером нашли пристанище. До сих пор в однообразной круговерти туч почти не встречалось ориентиров, по которым можно было бы оценить расстояние. Ванда знает, конечно, что Срединный океан безграничен, но не думает об этом каждую секунду: она ощущает тягу, что рождается в каменном сердце острова, и свое родство с ним; это дает ей силы без страха смотреть в небо. Давало. До сих пор. В желудке рождается противная пустота, и каблучки ее старых туфель отрываются от крыльца – девочка не может сказать, привстала ли на цыпочки по собственной воле или вдруг загадочным образом сделалась невесомой.

– Смотрите, смотрите! – кричит кто-то в ужасе.

Причина, по которой незнакомый махолет продолжает метаться из стороны в сторону, становится болезненно очевидной: за сумеречной пеленой проступает силуэт, превосходящий его по величине раз этак в двадцать; тоже удлиненный, но похожий скорее на змею, чем на мотылька. Распознать хищника по очертаниям невозможно – в этих краях все по-настоящему опасные твари одинаково гибкие, крупные и злые. Благодаря своим размерам существо не спеша преодолевает огромное расстояние за секунды, и потому махолету приходится нестись к острову изо всех сил.

Ванда прижимает руку ко рту. Ее замысел умирает, едва родившись.

Она озирается, видит искаженные страхом лица мальчиков; видит, как во взгляде Типперена постепенно угасает надежда. Кто-то плачет, и ей тоже хочется плакать от обиды на судьбу, что решила так жестоко подшутить над ними напоследок.

А потом в небе снова происходит нечто странное.

Темный махолет исчезает – не скрывается за тучей, не падает камнем; именно исчезает в один миг, как крупинка соли в крутом кипятке, – чтобы появиться вновь, неведомым образом преодолев большое расстояние. Ванда не может определить, на сколько лиг он переместился в пространстве. Теперь он ближе к острову! Сквозь шум ветра, к которому все они давно привыкли и перестали замечать, доносится трубный возглас хищника, чья добыча ускользнула из-под самого носа. Махолет тотчас же исчезает вновь, и мальчики восхищенно охают. А затем, когда он появляется опять, разражаются восторженными воплями.

Раз, два, три!

После пятого прыжка летающая машина сбрасывает скорость, а тварь за тучами перетекает куда-то в глубины, на поиски более покладистого ужина. Ванда смотрит и не верит своим глазам. С такого расстояния уже видно, что махолет не черный, а темно-зеленый или темно-синий; у него два крыла, громадные фасеточные глаза и прозрачная выпуклость кабины в верхней части туловища. Он одноместный.

Он садится на черно-белую посадочную площадку мягко и грациозно.

Только в этот момент Ванда снова начинает дышать.

* * *

Махолет приземляется на площадку перед домом, покачивается на лапах вперед-назад и замирает. Он темно-синий, почти черный; на концах антенн и кое-где по краям оперения сияют бирюзовые огоньки, и пока корпус быстро остывает, над ним кружатся светлячки того же бирюзового цвета. Северо уже много раз видел удивительные машины вблизи, но до сих пор перед ними благоговеет; в этот самый миг, впрочем, его товарищи испытывают схожие чувства. Так далеко от берега и всевозможных торговых путей, включая контрабандистские и пиратские, проще увидеть остров, летающий вверх ногами, чем чей-то незнакомый махолет.

Северо щиплет себя за внутреннюю сторону запястья: не сон ли?..

Прозрачная выпуклость рубки разделяется на пять частей разной формы, которые раскрываются наружу, словно лепестки орхидеи. Изнутри выскакивает человек в удобной и теплой одежде, которую предпочитают пилоты, обитатели высот: ботинки до середины голени, плотные брюки и куртка с меховым воротником, белый шарф, шапка с массивными темными очками, закрывающими половину лица. На мгновение Северо овладевает странное чувство: ему кажется, что в кабине махолета есть еще один… одно… еще кто-то. Издалека видно, что кабина пуста, да и места для второго человека здесь слишком мало, если это не совсем маленький ребенок.

Чужое присутствие возникает вновь: как будто птица на лету задела крылом.

Может быть, остальные тоже ощущают что-то странное, потому что никто не двигается. Типперен, которому положено встретить гостя – ведь с первого взгляда понятно, кто командует оравой подростков, – застыл как статуя, с прижатой ко рту здоровой рукой. На его лице нечто вроде гримасы недоумения, и она столь неуместна, что Северо задается вопросом: так ли хорошо он изучил своего опекуна за минувшие… месяцы?