Въ его небольшомъ, темноватомъ кабинетикѣ висѣли по стѣнамъ въ рамкахъ старинныя лубочныя картинки народныя, производствомъ которыхъ славился нѣкогда Древлянскъ; по запыленнымъ полкамъ въ строгомъ порядкѣ и за номерами были разложены огромныя, зеленыя, старинныя монеты, старинные кокошники крестьянокъ съ помутнѣвшими блестками, какой-то плоскій черный камень съ отпечатками слѣдовъ доисторическихъ птицъ, желтоватый черепъ съ застрявшей въ немъ полуистлѣвшей татарской стрѣлой, старая расписная посуда, старинная рѣзная прялка, а надъ всѣмъ этимъ, на верхней полкѣ, царила чудовищная, пуда на три, оранжевая тыква, которую Юрій Аркадьевичъ самъ вырастилъ у себя въ огородѣ и которая свидѣтельствовала о прекрасномъ климатѣ и чудесной почвѣ древлянской земли. Въ углу за книжнымъ шкапомъ стоялъ даже цѣлый старинный оконный наличникъ съ удивительно причудливой рѣзьбой, гдѣ были и павы съ невѣроятными хвостами, и невиданные цвѣты, и какія-то чудовища съ плоскими лицами, и удивительно изящныя розетки и завитушки. Въ письменномъ столѣ его, въ особомъ ящикѣ, лежала цѣлая коллекція рукописныхъ біографій и портретовъ древлянцевъ, хоть чуточку прославившихъ себя и родной городъ на поприщѣ наукъ, искусствъ или государственнаго служенія: какъ только кто изъ нихъ умретъ, такъ и тащитъ Юрій Аркадьевичъ немедленнно въ редакцію «Древлянскихъ Вѣдомостей» заранѣе заготовленную статейку съ портретомъ, чтобы древлянцы и весь міръ могли узнать о тяжелой утратѣ древлянской земли…
И, когда толковалъ Юрій Аркадьевичъ мальчишкамъ исторію, то всѣмъ имъ казалось, что самое главное на свѣтѣ это Древлянскъ съ его соборами, курганами и старыми кокошниками, а вся всемірная исторія это только пріятно-пестрый вѣнокъ для Древлянска, какой-то долгій подходъ человѣчества къ красующемуся въ концѣ его длиннаго пути Древлянску. Если пріѣзжалъ кто въ Древлянскъ посмотрѣть его живописную старину, то это Юрій Аркадьевичъ водилъ гостя по стариннымъ урочищамъ, показывалъ ему и Благовѣщенскій соборъ, построенный еще въ XII в., и старый Крестовоздвиженскій монастырь съ его старинными могильными плитами, и удивительную, трогательную церковку Спаса-въ-городкѣ, и мѣсто злой сѣчи съ татарами, и мѣсто еще больше злой сѣчи древлянцевъ съ новогородцами, и велъ его въ городской музей, гдѣ показывалъ перчатки Тургенева, выступавшаго разъ въ молодости на литературномъ вечерѣ у древлянской губернаторши, и собранную имъ, Юріемъ Аркадьевичемъ, коллекцію разныхъ автографовъ, и уже облѣзшій возокъ, въ которомъ ѣхала разъ Екатерина древлянскимъ краемъ… И заѣзжій гость ясно понималъ, что и возокъ царицы, и коллекція портретовъ, и выцвѣтшія фрески «страшнаго суда» въ соборѣ Благовѣщенскомъ — все это въ высшей степени важно и нужно и что все это важное и нужное составляетъ какъ бы драгоцѣнное достояніе этого тихаго старичка съ дѣтской улыбкой…
Юрій Аркадьевичъ сидѣлъ въ своемъ старинномъ, когда-то темно-зеленомъ, а теперь буромъ креслѣ у окна и, щуря свои голубые, дѣтскіе глазки, просматривалъ только что полученный номеръ «Древлянскихъ Вѣдомостей». Онъ не особенно интересовался газетами, а если и просматривалъ теперь отчетъ о засѣданіи Государственной Думы, то только потому, что сегодня въ отчетѣ этомъ помѣщена была рѣчь древлянскаго депутата Самоквасова. Правда, Самоквасовъ былъ правый, а Юрій Аркадьевичъ эдакій прилично-умѣренный кадетъ, но за то Самоквасовъ былъ все же древлянецъ, а, во-вторыхъ, его хлесткій юморъ и народныя словечки подкупали старика и онъ съ удовольствіемъ читалъ рѣчь земляка, тѣмъ болѣе, что на этотъ разъ Самоквасовъ отдѣлывалъ не жидо-кадето-масоновъ, а министровъ, что русскому человѣку всегда чрезвычайно пріятно.
— Можно? — развязно послышалось отъ двери.
— Иди, иди, Костя… — отозвался старикъ, бросая газету.