Перья

Глянцевое дерево скрипело под моими шагами. Я оторвала взгляд от ножа для писем и посмотрела на декоративную фиолетовую коробку, на которую опирались кожаные книги, а затем взглянула выше, на лепнину на бледном потолке. Я в последний раз осматривала «La Cour des Démons», ведь больше не могла вернуться. Не после всего, что сказал Джаред. И, конечно, не после унизительного проявления влечения в виде сияющей кожи.

Кроме того, я ничего не выиграю, если останусь.

Пол подо мной пошатнулся. Боже. Джаред назвал нас эгоистичными, и я только что доказала его правоту.

Но наш вид не был эгоистичным. Моя кровь закипела от негодования – он посеял семена сомнения в моем сознании, и они посмели пустить корни.

Наращивание крыльев шло на пользу не только нам, но и людям. Если мы не заработаем перья, то не сможем вознестись на Элизиум. Тогда все ангелы стали бы смертны и вымерли, как и человечество. Ведь некому было бы собирать добродетельные души и повторно помещать в утробы, чтобы уравновесить непрекращающийся приток порочных душ. Не говоря уже о том, что люди, которые потратили свою жизнь на улучшение мира, больше не будут вознаграждены, а те, кто портил его, не будут наказаны.

Без нас наступил бы апокалипсис, которого люди боялись тысячелетиями. Мир, который ангелы сейчас поддерживали в равновесии, опустел бы.

Так что нет, Джаред Адлер, мы не эгоисты. Мы необходимы.

Почему я не придумала этот ответ в его присутствии? Почему мой разум работает с задержкой?

Джаред Адлер, очевидно, не был знаком с нашей системой. Хотя откуда ему было знать? Он вырос не в гильдии. Возможно, его презрение к ангелам проистекало именно по этой причине. Возможно, поэтому он убил свою собственную мать. Потому что она лишила его возможности жить среди нас.

Когда моя теория сформировалась, я вышла на лестничную площадку и врезалась в чье-то мягкое тело.

– Мюриэль! – я ахнула, поддерживая ее рукой.

– Лей? Все в порядке? Я слышала, как хлопнули двери, – она потерла глаза, размазывая остатки туши.

– Все… – я собиралась сказать «хорошо», но это было бы ложью. Я вздохнула. – Мы с Джаредом поссорились, и он ушел.

Женщина нахмурилась, ее темно-синие глаза пробежались по моему лицу, будто пытаясь разгадать причину нашего разногласия. Затем она вздохнула.

– Полагаю, вы не пришли к согласию. Поскольку любимое оружие моего мальчика – это побег.

Ее мальчик. У нее была интимная связь с ангелом?

– Вашего?..

По ее лбу пошли морщины.

– Я ухаживаю за ним с того момента, как он выскользнул из матери, крича во всю мощь своих маленьких легких. Так что да, в каком-то смысле… во многих смыслах я считаю его своим.

– Вы присутствовали при родах?

– Микаэла решила рожать дома, и я помогала акушерке.

Как это было возможно? Как падший ангел мог зачать? Было ли это счастливой случайностью или все рассказы о нефилимах – ложь?

Это должно было быть случайностью, потому что офанимы не лгали.

Микаэла. Я попробовала ее имя на вкус.

– Она была хорошей матерью?

Глаза Мюриэль подернулись дымкой.

– Сегодня вечером немного прохладно, – женщина затянула пояс на своем кашемировом халате цвета ежевики. – Может, продолжим наш разговор за чашечкой травяного чая?

Мне очень хотелось ответить «да», но я вспомнила про поздний час и правила приличия и ответила:

– Думаю, вы бы предпочли вернуться в постель.

– Так я и поступлю. После травяного чая, – она улыбнулась. – Пойдем.

Я последовала за ней в мраморное фойе и затем через дверь в стене у основания лестницы. Узкий проход вел в буфетную. В середине комнаты стоял овальный стол, вокруг него находилось шесть металлических стульев и стеклянные шкафы, заполненные тонким фарфором.

Мюриэль сняла чайник с подставки и наполнила его в медной раковине.

– Я могу помочь? – спросила я.

– Просто присядь, chérie[50].

Я выдвинула стул, его ножки заскрежетали по желтой плитке. Пока вода нагревалась, Мюриэль достала из шкафчика фарфоровый заварник в горошек и склонилась над ящиком, наполненным разноцветными баночками. Она выбрала желтую жестяную коробочку, украшенную лавандовыми линиями.

– Тебе нравится ромашка?

– Мне все нравится.

Улыбаясь, женщина открыла крышку коробки, высыпала сушеные бутоны в ситечко, затем взяла две чайные чашки с тем же рисунком в горошек, что и заварник, и поставила все на стол. Когда чай заварился, Мюриэль сходила за большим круглым контейнером. Она сняла крышку, и запах масла проник прямо в мой желудок.

– Chocolate sablés[51], – сказала она. – Я приготовила его сегодня утром.

Я засунула руку в металлический контейнер и выудила печенье. Могу поклясться, что, откусив его, я услышала арии, которые щебетали наши радужнокрылые воробьи. Я запечатлела этот вкус в памяти, чтобы воссоздать в Элизиуме. Возможно, мой рацион будет состоять только из шоколадного песочного печенья и макарунов.

Должно быть, я застонала, потому что Мюриэль улыбнулась, разливая чай.

– Не могу подобрать слов, чтобы описать, насколько оно невероятно. – Твердое, но рассыпчатое лакомство таяло у меня на языке.

– Это рецепт моей бабушки. Если хочешь, я научу тебя их готовить.