Перья

Ее плотно сжатые губы немного расслабились.

– Его воспитывали месье Исаак и я. Даже когда его родители были живы, они не очень-то были вовлечены. Когда он плакал по ночам, я укачивала его. А если это не помогало, то укладывала его в коляску и катала взад-вперед по булыжной мостовой, пока ухабы не помогали ему уснуть, – ее глаза заблестели от воспоминания. – Месье Исаак, он позаботился об образовании Джареда. Научил его читать, писать, считать, размышлять. Месье Исаак не был известен своим терпением, и все же для Джареда, – ее улыбка добавила немного яркости изможденному лицу, – у него был бесконечный запас. Ради этого мальчика он готов был свернуть горы.

– Джаред очень уважал его.

– Да. Уважал. Любил. Доверял. А Джаред мало кому доверяет, Лей.

– Полагаю, я бы тоже не доверяла, если бы пережила то же самое.

– Особенно женщинам, – добавила она, удерживая мой взгляд.

– Кроме вас.

– Кроме меня.

Мюриэль продолжала смотреть на меня, и под ее пристальным взглядом я уставилась в кружку с чаем.

– Ты знаешь, что он никогда не обедал тет-а-тет с женщиной?

Я изучала узор из синих точек на своей чашке, пока они не начали сливаться.

– Возможно, ему просто не нравится еда.

Мюриэль наклонилась вперед на стуле.

– Нет, ему просто не нравится общество большинства женщин.

– Ему не особо нравится моя компания, Мюриэль.

– Сомневаюсь, – она накрыла мою руку своей сухой ладонью. – Он также никогда не позволял женщине подниматься наверх.

Я рассматривала ее костяшки, которые были такими же тонкими, как и пальцы. Я не хотела портить образ Джареда, который сложился у Мюриэль, поэтому не стала делиться причиной, по которой он загнал меня в свою спальню. Не сказала ей, что он хотел заставить меня покрыться стыдливым румянцем.

– Он ненавидит мою веру. Ненавидит то, кем я являюсь, – сказала я вместо этого. Что меня больше не удивляло после рассказа о единственном другом небесном существе, которого он знал.

Мюриэль отпустила мою ладонь, притянув свою руку назад.

– А кто ты?

Мою шею и щеки окатило жаром. Почему я не могла выразиться иначе? Или вообще ничего не говорить, если уж на то пошло?

– Я верующая, и он это ненавидит.

– Джаред ненавидит религию… Любую религию.

– Я понимаю, но набожные люди не одинаковые. – Предполагаю, мои крылья были не очень убедительным аргументом в этом споре. Бьюсь об заклад, он ненавидел всех крылатых существ, будь то бабочки или ангелы. Я осушила свою чашку, затем оттолкнулась от стола и встала: – Спасибо, Мюриэль. За беседу, за чай, за печенье и за доброту, – я попыталась натянуть улыбку, но она сползла. – Джареду повезло, что в его жизни есть такой человек, как вы. Вы святая женщина.

Женщина подняла голову и посмотрела на меня. Хоть Джаред и не был ее биологическим сыном, в том, как они бесшумно и вдумчиво наблюдали за людьми, было что-то очень схожее. Как будто они смотрели на душу, а не на оболочку.

– Любовь – это не святость… – сказала она наконец. – Любовь – это естественно. Ты любила кого-нибудь?

Ева ворвалась в мое сознание. Она знала, что Джаред – проигрышный вариант, и именно поэтому предложила его. Знала ли она почему? Поделилась ли ее мать-архангел секретной информацией, чтобы дочь не тратила свое время впустую?

Мои губы, должно быть, поджались, потому что Мюриэль спросила:

– Никого?

Я запихнула Еву поглубже.

– Девушку, с которой вы вчера познакомились. Селеста. Она мне как сестра.

– А родителей?

– Я их не знаю.

Ее брови взлетели вверх.

– Тогда того, кто их заменил?

– У меня было много учителей. Большинство из них славные.

Мюриэль снова наблюдала за мной своим молчаливым взглядом.

– Уже поздно. Тебе лучше остаться на ночь здесь.

Могу представить выражение лица Джареда, если бы он вернулся и увидел меня в своем доме. Скорее всего, он сказал бы что-то вроде: «Видишь, ты не в состоянии уйти». Вряд ли это должно было заставить меня ухмыльнуться. Но по какой-то причине, которая, несомненно, заключалась в крайнем истощении и умеренной незрелости, мои губы растянулись в глупой улыбке.

– Селеста будет волноваться, если я не вернусь домой, – в конце концов ответила я.

С тех пор как мне исполнилось двадцать, офанимы больше не заботились о моем местонахождении.

До этого я никогда не осознавала, насколько была одинока. И эта мысль стерла мою улыбку. Я всегда верила, что достаточно быть частью общины, но община – это не то же самое, что семья.

Я даже не заметила, как Мюриэль встала, а она уже заключила меня в объятия.

– Ты хорошая девушка.

Вздохнув, я уткнулась подбородком в ее плечо и позволила аромату сладкого масла, исходящему от ее кашемирового халата, окончательно успокоить мое сердце. Каково было бы пробраться в чью-то постель после кошмара вместо того, чтобы успокаиваться самой, считая звезды на небосводе Элизиума?

– Приходи завтра днем. Я научу тебя готовить sablés.

– Я бы очень хотела, но не могу, – произнесла я, высвобождаясь из ее объятий.

– Тогда послезавтра.

– Мюриэль, я… Я не смогу вернуться. Джаред будет против.

Женщина нахмурилась.