Перерыв на жизнь

Такое напряженное у него лицо. Чуть влажная кожа, но не вода то, а его пот, его испарина. И движения все грубоватые, но не

от грубости. Он перестает ее целовать, отталкивается, смотрит сверху. Что он там высматривает в ее глазах, Раде

непонятно. Поворачивает ее на бок и устраивается сзади, прижимая крепко к себе. Тут же чувствует, как она ощутимо

расслабляется в его руках, принимая первые неглубокие толчки. Но движения его становятся все глубже и с каждым ее

стоном — все резче.

Не знал даже. Бывает такое. Когда свое наслаждение теряется. Захлебываешься в Ней. Тонешь. Струишься по влажной

коже. Падаешь в ее глаза. Дышишь только ее криками. Оказывается, бывает.

И совсем не плохо спать постоянно с одной женщиной. Просто отлично — знать каждую клеточку ее тела, читать мысли,

ловить пальцами дрожь. А ему так нужна ее дрожь. Очень нужно испытать с ней все еще раз. Видеть изогнутое судорогой

красивое тело, искаженное страстью лицо.

Когда понимает, что Рада близка к оргазму, переворачивает ее на спину, чтобы видеть глаза. Она тоже должна его видеть.

Снова сливается с ней в одно целое, совсем перестает отделять себя от нее. Доводит до беспамятства, пьет ее дикий крик.

Ловит на губах рваные вздохи. Она пытается отвернуться, но он держит ее лицо в ладонях. Расчлененная наслаждением,

она кусает его ладонь. Сильно. Если ей так же хорошо, как она укусила...

Отпускает себя.

Глава 18

А курить после обеда – это глупость.

«Собачье сердце»

— Вот этот крем, которым ты вчера намазалась, выброси нахрен, — говорит он, одним движением накидывая на плечи

черную рубашку.

Рада ловит себя на мысли, что ей хочется самой застегнуть пуговицы на его сорочке. Оно дурацкое и необъяснимое, это

желание. И она, как обычно, от него отмахивается.

— Почему выбросить?

Артём морщится и показывает язык:

— Горький.

Ей становится уютно от его мягкой, хоть и ироничной улыбки. Рада, улыбаясь, отворачивает рукав клетчатой рубашки,

подносит руку к носу, вдыхает запах собственной кожи.

— Но он так вкусно пахнет.

— А на вкус противный, и ты вся липкая от него. Выброси нахрен, говорю, мне не нравится.

Не стоит пытаться напомнить, что этот лосьон для тела стоит бешеных денег. Да и ей не стоит теперь об этом думать. Все-

таки неплохо иметь богатого любовника. Еще лучше в любовниках иметь Геру. Рядом с этим грубым циником ей тепло.

Теплее Геры она никого не встречала.

— Петровне тогда подгоню, — соглашается Рада, — пусть мажется и Мармузика радует шелковистой кожей. А тот, который

до этого был, не липкий тебе, Гера, не горький?

— Какой?

— Клубничка со сливками.

— Клубничка? — повторяет он, привычно смягчая «ч», и грубовато смеется. — Нормально. Особенно со сливками.

Она проводит пальцами по своим волосам и задает вопрос, который за две недели набил ей оскомину:

— Ты сегодня снова поздно вернешься?

— Да, — как всегда, немногословно и прямо отвечает Артём.

— Что-то случилось? — интересуется Рада небрежным тоном, тщательно скрывая свою нервозность.

— Нет. Пойдем кофе попьем, и я поеду.

— Пойдем.

Всю последнюю неделю в Гере чувствовалось сильное напряжение. Раде даже как-то показалось, что он ее избегает. Но на

все вопросы Артём отвечал, что у него много дел, заверял, чтобы не переживала. Она не сомневалась, что у Гергердта

есть, чем заняться, а переживала все равно. В сердце который день теснилась тревога.

— Валера тебе сегодня нужен?

— Мне нет, — смеется Рада, наливая кофе, — я могу и без него по набережной пробежаться. Этот тебе он нужен, ты его к

спорту приобщил.

— Мне вообще не нравится эта беготня. — Быстро размешивает сахар в кружке.

— Не аргумент. Кстати, можно и не напрягать Валеру, мне охрана не нужна. — Рада с тоской смотрит, как Гера пьет

быстрыми глотками, а ей так хочется, чтобы он задержался дома, не убегал снова. Она налила ему кофе в самую большую

кружку.

— Не аргумент, — ухмыляется он в ответ.

— Само собой, — с улыбкой кивает она.

— Не понимаю, — хмурится Артём, — вон беговая дорожка, бегай сколько угодно.

— На улице бегать для здоровья полезнее.

— Для здоровья полезнее курить бросить. Я выброшу все твои сигареты, я предупреждал.

Радка смеется и загорается румянцем.

— Я еще куплю. Все не выбросишь. Говорю же: давай вместе. Ты бросай, и я брошу.

— А еще чего? — Он отставляет недопитый кофе. Сцепляет пальцы в замок, укладывая руки на столе.

— Пока ничего. — Дружинина убирает свою кружку, кладет ладони на его запястья, чтобы хоть немного удержать, не дать

Артёму вскочить с места и уйти. — Я вот легко брошу, а ты не сможешь. Вот не сможешь, не верю.

— Ты меня провоцируешь сейчас?

— Конечно. Неужели непонятно? Ты сейчас должен возмутиться: «Я не смогу? Да легко!»

— Ладно, я до вечера подумаю, провоцироваться мне или нет. Что мне за это будет?

— А еще что-то должно быть?

— Обязательно. Я люблю курить. А ты меня хочешь лишить этого удовольствия. Так не пойдет. Думай, Рада, чем радовать

меня будешь.

Он освобождает руки, притягивает ее голову к себе и крепко целует в губы. Поднимаясь, берет со стула брошенное пальто,

накидывает его на плечи.