Перерыв на жизнь

черепную коробку. На теле словно нет живого места.

Рада осторожно убирает тяжелую руку Артёма со своего живота. Садится на смятой постели. Перед глазами тут же все

плывет, стены вот-вот упадут на плечи. Гера спит. Затуманенный взгляд концентрируется на кровавой полосе, которая

теперь украшает его мощную шею. Мысли бьют в голову как выстрел. Горло сдавливает спазм. Она касается своей шеи,

отнимает руку и подносит ладонь к лицу. На пальцах местами содрана кожа.

Дрожащими неверными движениями поправляет на себе пижаму. Неслышно покидает постель и идет на кухню. Варит

крепкий кофе. Такой, от которого язык сворачивается. Она будет пить его без сахара. Но сначала проглотит свои таблетки.

Так надеялась, что больше никогда в жизни не придется их пить…

На этот раз две. Две хватит. Это последний раз, а потом она к ним не притронется, снова будет курить. Курить, и все. Не

будет Гергердта — не будет таблеток. Это он во всем виноват. Он! Не будет Геры — не будет и таблеток!

Пока остывает кофе, Рада достает из холодильника творог и яйца. Надо завтрак приготовить. Сырники, наверное. Она

любит сырники. Гера тоже любит сырники. Мука. Нужна мука…

Присаживается на корточки и открывает шкаф. Внезапно вспоминает про порванную цепочку. Где же она? Бросает косой

взгляд на стол, он пустой, нет там никакой цепочки.

Боже, Дружинина! Какие сырники? На кухне погром, убраться надо сначала.

Пьет кофе. Выпивает чашку залпом. Наливает еще одну, чтобы остыла. Пока наводит порядок на кухне, успокаивается.

Почти. И пьет вторую чашку. Уже легче. Руки не трясутся, обморок ей точно уже не грозит. Теперь надо поскорее приготовить

еду.

Спокойно и методично замешивает тесто. Тесто не любит суеты и негативных эмоций, тут нужно настроение и

аккуратность. Жарит сырники, которые получаются румяными и очень аппетитными. Их не много, только на завтрак, чтобы

съесть теплыми. Холодные они невкусные.

Слыша за спиной шаги, немного напрягается, но внешне себя не выдает.

— Доброе утро, — приветствует, не оборачиваясь.

— Доброе, — повторяет Артём с особой интонацией, ей не понятной. Шуршит одеждой. Одевается. Его вещи так и остались

валяться здесь, на кухне. Рада только сложила их на стул.

Потом он подходит, останавливается у нее за спиной. Отводит волосы от лица. Осторожно, чуть касаясь ее щеки. Ждет,

что Рада привычно шарахнется. Но она стоит. Не спокойно, а просто замерев.

Целует ее в щеку. Она закусывает губу.

— Осторожно, у меня горячая сковорода, — тихо предупреждает.

— Я вижу. Выспалась?

— Не очень.

— И я, — многозначительно говорит он.

— Садись за стол.

Надо же, она еще улыбается.

Гера открывает ящик с ложками, достает запонки.

— Помоги.

Рада откладывает вилку и вдевает запонки в манжеты рукавов. И даже пальцы не дрожат.

— Галстук завязать? — спрашивает с мягкой улыбкой.

— Нет. Не стоит. А то, боюсь, для меня это закончится очень плачевно.

Рада поворачивается к нему спиной и наливает кофе. Игнорируя последнее замечание, накрывает на стол. Гергердт

беседует с кем-то по телефону, договаривается о скорой встрече. На Дружинину накатывает огромное облегчение.

Они завтракают молча. Обычно они что-то обсуждали, делились планами на день, сегодня нет.

— Это тебе так радужно вчера было, что пришлось тралики глотать?

Рада вскидывает зеленые глаза и еле сдерживает желание заглянуть под стол. Зачем-то.

Баночку с таблетками она нашла рядом с кофеваркой, и только сейчас вспомнила, что вчера уронила ее на пол.

— Так в чем секрет? — Гера достает из кармана цепочку, держит ее перед лицом Дружининой. Та смотрит на

покачивающуюся голову льва, как загипнотизированная. — В чем секрет? — повторяет он громче. — Так тебе понравилась?

Авторская работа. В единственном экземпляре. Я закажу тебе такую же. В чем дело? Говори, в чем дело? — давит

Гергердт. Не кричит, но его голос разрывает ей ушные мембраны.

Она начинает плакать. Слезы беззвучно катятся по лицу. Бегут рекой и не останавливаются. А Дружинина продолжает

завтракать.

Гера всякое видел. Истерики и слезы. Но никогда не видел, чтобы плакали вот так. Радка ест свой сырник и запивает его

не кофе, слезами! Он хватает ее за руку. Она всхлипывает. Нервы сдают.

— Прости, мне так жаль. — Тянется и проводит холодными пальцами по красной полосе на его шее.

Гера раздраженно сбрасывает ее руку. Он всегда злится, когда чего-то не понимает. И становится вне себя от злости,

когда его обманывают. Но, черт подери, ему надо уходить, и затевать этот разговор сейчас совсем не с руки. Не к месту.

— Мы позже поговорим. Сейчас мне нужно уехать. — Натягивает пиджак, небрежно сует в карман галстук.

Рада провожает его. Слезы так и не останавливаются. Не будет у них никакого разговора. Она ему сама все скажет, но

немного попозже. Пусть только глаза высохнут, а то в слезах говорить о расставании не очень удобно. Звучать будет

неубедительно.

Дружинина приезжает к Гергердту после обеда. Не дожидается, пока тот закончит свои дела. Хорошо, что утром он

разговаривал по телефону при ней. Она точно знает, что в это время он должен быть здесь.