Перерыв на жизнь

происходить. Она и не видит этого. Только слышит. Но звуки доносятся как с испорченной пленки. С заезженной пластинки.

Глухие удары. Снова и снова…

Но нет, Гергердт же не бьет Антона бесконечно, просто этот звук застревает у нее в голове. Он ударяет его несколько раз

и швыряет вниз с лестницы.

— Тебе цветов не хватало? — Он уже перед ней. Мертвой хваткой вцепляется в ее ссутуленные плечи, поднимает с пола,

отрывает руки от лица, заглядывает в глаза. — Будут тебе цветы! — Его и без того грубый голос искажен до

неузнаваемости. Он звенящий, резонирующий, словно доносится из трубы.

Она бы рада выбраться из того колодца, в который свалилась, но у нее не получается. Воздух становится душным и

тяжелым.

Гергердт трясет ее и требует каких-то объяснений. Она почти не различает слов. У нее подгибаются колени. А он все

трясет ее и никак не отцепится…

— Не было бы никакой измены. Потому что ты мне никто. Был бы секс с Антошкой, а ты мне никто. Оставь меня в покое, —

шепчет она, но, наверное, Гергердт не слышит ее. Слишком слабы слова. В ее голосе не хватает силы, чтобы пробиться

сквозь яростную пелену, в которую закутался Артём.

— В чем дело?! Говори, в чем дело! Рассказывай! — грохочет над ухом. Потом тащит ее в спальню. Там, наконец, отпускает.

Открывает шкаф, зачем-то быстро перебирает вешалки с аккуратно развешанными вещами. — Где юбки? Где хоть одна

юбка? Почему ты не носишь юбки?! — орет он.

Рада бросается к нему, чтобы остановить. Но ей только так кажется, что она бросается. В мыслях она рванула, а на

самом деле только качнулась вперед. Ноги приросли к полу.

Артём оставляет в покое ее шкаф и подходит к ней.

— Зачем пьешь транквилизаторы? — трогает ее лицо, приподнимая за подбородок. — Это даже ни х*я не антидепрессанты!

— Хватает за кофту на плече. Дружинина пытается отбиться от его прикосновений, убрать от себя его руки. Но от смыкает

пальцы на ее тонком запястье и отводит руку в сторону. — Зачем ты пьешь такие сильные таблетки? — Он наступает. Она

вынужденно отшагивает назад.

Он все дергает ее, то за одну руку, то за другую. За кофту. За рукав, горловину. Дергает, как будто пытается содрать с нее

кофту. Дружинина хочет отбиться от этих прикосновений. Они резкие, неожиданные, открыто агрессивные. Она не успевает

реагировать, ей не больно, но внутри поднимается волна паники, которая парализует ее. Как все неприятно. Противно. А

Гера дергает и наступает. Убивает ее вопросами. Заставляет смотреть на себя, если она опускает голову. Размыкает руки,

когда она пытается скрестить их на груди. Не дает повернуться и уйти.

А уходит уже некуда, спиной чувствуется прохладная стена. Ловушка.

— Прекрати! — кричит она и не узнает собственного голоса.

Артём замирает. Касается ее щеки. Дожидается, пока она откроет глаза.

— Рассказывай сама. Или я сделаю пару звонков и через пару часов буду знать о тебе все.

— И тогда ты исчезнешь из моей жизни, — требует она.

— Может быть.

— Поклянись, что исчезнешь. Навсегда оставишь меня в покое. Поклянись, что оставишь меня в покое, если я расскажу тебе

все! — орет она ему в лицо.

— Клянусь, — соглашается он.

Глава 10

Преступление созрело и упало, как камень,

как это обычно и бывает.

«Собачье сердце» 

В квартиру Гергердта Дружинина шагает несмело. С опаской застывает у двери, стягивает куртку, растерянно шарит

взглядом по стенам, хотя все знакомо до мелочей — каждый уголок этой огромной двухуровневой квартиры, — но ведет

Рада себя так, словно она здесь впервые.

Артём оставляет ее одну, дает время собраться с мыслями. Поднимается в спальню, сбрасывает свитер и натягивает

футболку. Такое терпение проявляет только от уверенности, что Рада непременно все расскажет. Ему больше не нужно

ловить ее на странностях, не нужно задавать каверзные вопросы. Она не выйдет из квартиры, пока все ему не расскажет.

Оставшись одна, Дружинина вздыхает свободней. Думает, куда бы примоститься. О таком не сообщают за чашечкой кофе.

На диван тоже не сядешь. Это ж не диван, а… траходром какой-то. Несколько модулей, обтянутых коричневой кожей. Нет

спинки, опереться не на что. Только у Геры хватит ума поставить в гостиной такой диван. Хочешь дезориентировать

собеседника – предложи присесть на такой диван.

Зажав в руке пачку сигарет и зажигалку, Рада бредет мимо панорамных окон, завешанных полупрозрачным тюлем.

Огибает огромный обеденный стол. Гера не приволок ее сюда силой, она сама предложила поехать к нему. Этот разговор

должен состояться здесь, а потом она уйдет.

На мгновение Рада застывает у лестницы и садится на ступеньки, прижимаясь ближе к стенке. Закуривает.

— Принеси пепельницу, — просит Артёма, когда тот спускается к ней.

Он приносит пепельницу. Вытаскивает из кармана джинсов Sobranie Black Russian. Садится ступенькой ниже и достает из

пачки черную сигарету с золотым фильтром. Зажимает ее между пальцев, не спеша прикуривать. Смотрит на Дружинину.

Она складывает губы трубочкой, выпускает дым тонкой струйкой. Надолго уставившись на тлеющий кончик, держит перед