Читаем Печорин и наше время полностью

Печорин, который так отлично умеет понимать свои и чу­жие душевпые движения, чувства и мысли, ничего не записы­вает о том, что подумал он, подглядев одинокое горе княжны Мери,— может быть, он даже самому себе стыдится при­знаться, как страшно он виноват...

Впрочем, долго предаваться раскаянию ему помешал Грушннцкий. «В эту минуту кто-то шевельнулся за кустом. Я спрыгнул с балкона на дерн. Невидимая рука схватила меня за плечо.

Ага! — сказал грубый голос,— попался!., будешь у меня к княжнам ходить ночью!..

Держи его крепче! — закричал другой, выскочивший из-за угла.

Это были Грушницкий и драгунский капитан».

Мы уже говорили о том, что, сделав первый непорядоч­ный (хотя н смешной) шаг на бале, вступив в заговор с дра­гунским капитаном, Грушницкий неизбежно должен сделать и следующие шаги. Зачем он подкарауливает Печорина? Что­бы отомстить ему? Но такого рода месть непременно бросит тень на имя девушки, которую Грушницкий любил... об этом он не думает. Ослепленный злобой, он на следующее утро не останавливается перед тем, чтобы прямо опорочить Мери в глазах водяных бездельников.

Все смешалось и перепуталось: Печорин завтракает в ре­сторане вместе с мужем Веры, а Грушницкий в соседней комнате, собрав «человек десять молодежи», рассказывает о ночном происшествии: «...наконец, говорю я, видим мы, сходит кто-то с балкона... Какова княжна? а? Ну, уж, при­знаюсь, московские барышни! После этого чему же можно верить?».

Грушницкий, «ослепленный ревностью», убежден, что он говорит правду и Печорин действительно был ночью у княжны. Печорин знает, что это неправда: он чувствует себя обязанным вступиться за честь Мери, безвинно оклеветанной.

«Прошу ваг... сейчас же отказаться от ваших слов: вы очень хорошо знаете, что это выдумка. Я не думаю, чтобы равнодушие женщины к вашим блестящим достоинствам за­служивало такое ужасное мщение»,— говорит Печорин (кур­сив мой. — Н. Д.).

Грушницкий колеблется и все-таки отвечает: «Милости­вый государь, когда я что говорю, так я это думаю и готов повто­рить... Я не боюсь ваших угроз и готов на все».

Оба говорят правду. Грушницкий вовсе не знает, «что это выдумка». Он убежден, что Мери принимала ночью Печо­рина. Но если бы даже это было правдой, разве порядочный человек станет рассказывать такие вощи?

Печорин кругом виноват. Рядом с ним за столиком сидит муж женщины, у которой он провел ночь. По его вине окле­ветана Мери. И все-таки паши симпатии на стороне Печорина, потому что он ведет себя как человек крупный, а Грушницкий — как мелкий.

Дуэль, которую драгунски!! капитан задумал, чтобы по­пугать, для смеха, теперь неизбежна. Уже п сам драгунский капитан в бешенстве. «Он пожелтел, посинел; скрытая злоба изобразилась на лице его».

По условиям заговора, разработапным драгунским капи­таном, Грушницкий должен был придраться «к какой-нибудь глупости» и вызвать Печорина на дуэль. По вышло иначе: вызвал Печорин — обстоятельства сложились так, что он опять на высоте, а Грушницкий — в смешном и постыдном положе­нии, еще больше унижен эпизодом в ресторане.

По Печорин, который внешно выглядит так благородно: заступился за честь девушки,— на самом деле не может чув­ствовать себя достойно: муж Веры с жаром восхваляет его, называет «благородным молодым человеком», радуется, что у него нет дочерей, которых мог бы оскорбить «мерзавец» вроде Грушннцкого.

Стыдно все-таки должно быть Печорину — стыдно слушать эти восторги обманутого им человека!

«Я пошел прямо к Вернсру, застал его дома и рассказал ему всс»,— записывает Печорин. При всей странности его отношений с Всрнером, при всей замкнутости характера Пе­чорину все-таки нужен человек, к которому можно прийти в трудную минуту и рассказать «всс»; человек, который поймет, не осудит и поддержит...

Всрнер повел себя именно так. Он согласился быть секун­дантом н отправился к Грушннцкому вырабатывать условия дуэли.

Условия заговора тем временем изменились: противники Пе­чорина «несколько переменили свой... план и хотят зарядить пулею один пистолет Грушннцкого. Это немножко похоже на убийство, по в военное время, п особенно в азиатской войне, хитрости позволяются; только Грушницкий, кажется, пмбла- городпее своих товарищей».

«Поблагороднее» вовсе не значит, что он способен от­казаться от подлой затеи драгунского капитана, а только то, что он колеблется, его мучает совесть. На поступки Грушниц­кий по способен; поступки совершает Печорин, решения при­нимает он — Грушницкий только подчиняется чужой воле и собственному мелочному самолюбию.

Из юного, неопытного мальчика, вызывавшего сочувствие, он за месяц превратился в негодяя; в этом превращении виноват прежде всего Печорин: своими издевательствами он довел Грушннцкого до потерн человеческого облика. Но и сам Грушницкий оказался слабым, ничтожным человеком, но способным дать отпор ни Печорину, ни драгунскому капитану.

ПЕЧОРИН

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология