Читаем Печорин и наше время полностью

-v. В начале знакомства с Печориным мы видели, как подчи­нились его воле Максим Макснмыч, Азамат, Бэла: теперь на на­ших глазах происходит подчинение Грушницкого и Мери, а Вера — та давно и бесповоротно сделала его своим повели­телем. Но он, оказывается, не бессознательно, не просто по силе своего характера, а вполне осознанно подчиняет себе людей, _хочет повелевать ими. Хорошо это или плохо? ~~ Вероятно, так нельзя ставить вопрос — властный характер не плох и не хорош; важна цел ь, на которую направлена «жаж­да власти». <<Быть "для IjUttTtubj/db причиною страдашш-н-ра­достей; не имея на то никакого положительного права,— не сЧГмая- ли !Ш сладксоТпища нашей гордости? А что такое счастие? Насыщенная гордость» ; (курсив мой.— //. Д.).

С этим утверждением Печорина невозможно согласиться. На самом деле счастье - это ощущение своей необходимости одном у ·" ч о_лдвм»у—нл и многим люднм-г-а—втптсту-ца_н асы ще иная гордость. 3 а ч о м человеку быть «причиною страданий и ра-

Мери? Это я бы совсем но могла постичь, если бы не понимала, что .он — обездоленный.^, Так мало деятельности, власти, рас­хода душевной эпергТГГГотпущено ему судьбой, что даже мелкая игра с княжной Мери тешит его самолюбие, создает иллюзию содержательной жизни.

«Если б я почитал себя лучше, могущественнее всех на свете, я был бы счастлив; если б все меня любили, я в себе нашел бы бесконечные источники любви». «Лучше всех на свете» и «могущественнее всех на свете» — разные вещи; мож­но быть могущественным и з н а т ь про себя, что вовсе ты не лучше всех, как бы тебя ни превозносили подвластные тебе люди,— какое же тут счастье, какая насыщенная гордость?

Вторая половина утверждения Печорина кажется неоспо­римой, но для меня она как раз явно несправедлива. «Если б все меня любили...» На самом деле все как раз наоборот: если чело­век находит в себе бесконечные источники любви, тогда его все любят. Но Печорин не таков; он хочет прежде получать от людей, а потом давать им.

«Зло порождает зло...» — пишет Печорин,— «первое стра­дание даст попятно о удовольствии мучить другого...». Все это не так, п только жаль его, что он так понимает. Вовсе не обязательно зло рождает зло; оно прекрасно может породить добро, потому что первое страдание даст не только понятие об удовольствии мучить другого, но и понятие об удовольствии избавить другого от мук. Почему Печорин этого не понимает?

Один, соприкоснувшись со злом, несет его дальше, другой вступает с ним в борьбу, и этот второй всегда счастливее пер­вого. Зо^лн Печорин? Да, вероятно, зол и жесток. По прежде всего несчастлив,одинок, измучен. Чем или кем? Самим собой; очень серьезный противник каждого-человека. — он сам. И 11е- чорни, так умеющий властвовать над другими, понимать их сла­бые струны, с собой совладать умоет не всегда п не всегда себя понимает: позже он скажет, что в нем живут два человека — это не только в нем; в каждом из нас борются разные начала, и всегда трудно сводить воедино, примирять, перестраивать, под­чинять одно другому!

Не случайно именно 3 июня Печорин размышляет о своем характере: его несомненно тревожит совесть. В этот же день про­изойдет его знаменитый"ра:И'ДВор c. Л1 ери — и он будет искре­нен или почти искренен с ней. По сначала появится Груш­ннцкий, произведенный в офицеры. Он уже забыл о своей позе разжалованного и несчастного, ни за что не хочет показа­ться княжне, «пока не готов будет мундир»; он уже строит пла­ны, делает надежды: «О эполеты, эполеты! ваши звездочки, путеводительные звездочки...» Теперь, став офицером, он может посвататься к княжне Литовской. Как и всякий влюбленный, он обманывает себя: говорит, что «совершенно счастлив», и за­трудняется ответить на вопрос Печорина, любит ли его Мери. Когда Печорин издевательски предупреждает его: «Берегись, Грушннцкий, она тебя надувает...» — Грушннцкий отвечает, «подняв глаза к небу и самодовольно улыбнувшись»: «...мне жаль тебя, Печорин!..» Л между тем он уже несколько дней на­зад чувствовал, что Мери изменила к нему отношение; чув­ствовал, но не хотел верить,— это так естественно!

Короткий разговор с Грушницким очень важен: он под­готавливает ссору, которая произойдет через день на бале; он определяет зреющий конфликт: Грушннцкий обманывает се­бя и не хочет видеть охлаждение Мери — тем сильнее будет удар по его самолюбию, когда он, наконец, поймет; тем силь­нее и непримиримей будет его ненависть к Печорину.

А Печорин отправляется на прогулку вместе со всем общест­вом и здесь произносит свою исповедь перед княжной Мери, которая, может быть, не вполне искренне, из кокетства, но все- таки бросила ему жестокое обвинение: он хуже убийцы. s В отпет на это Печорин «задумался на минуту и потом ска­зал, приняв глубоко тронутый вид:

— Да! Такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предполагали — и они родились...»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология