Запись от 3 июня начинается так: «Я часто себя спрашиваю, зачем я так упорно добиваюсь любви молоденькой девочки, которую обольстить я не хочу и на которой никогда не женюсь?.. Вера меня любит больше, чем княжна Мери будет любить когда- нибудь... Из чего же я хлопочу?»
Действительно, из чего? Хорошо ли это — любить одну женщину и быть сю любимым, а в то же время добиваться любви другой, тратить силы душевные, в сущности, на то, чтобы обеих сделать несчастными?
273
В идеале — это все мы знаем — любовь у человека должна быть одна. С юности и на всю жизнь. До гроба. И действительно, есть люди, способные сохранить и пронести через всю жизнь свою единственную, в юности возникшую любовь. Это не просто,
Ю Прочитаем «Оиогипо» иыестр
это no приходит само — нужно много душевных усилий, чтобы в течение многих лет оставаться счастливым и делать счастливым другого.
Но что делать тому, у кого единственная любовь не удалась? Такое водь тоже случается в жизни. Великие произведения литературы дают нам немало примеров сложных и трагически складывающихся человеческих отношений. Наташа Ростова, вместо того, чтобы тихо дожидаться свадьбы с князем Андреем — с князем Андреем, о котором только мечтать может каждая девушка! — кидается на шею пошляку Анатолю: Онегин отвергает Татьяну; Григорий Мелехов любит Аксииыо, которую любить нельзя, поскольку она замужем, п вдобавок зачем-то женится на нелюбимой Наталье; даже князь Мышкпн мечется между двумя женщинами, и, наконец, в автобиографической книге Герцена «Былое и думы» есть главы, названные «Кружение сердца»,— из этих глав мы узнаем, что большая — на самом деле настоящая! — любовь к громадному, красивому, прекрасному, благородному человеку может смениться мелким увлечением, можно Герцену предпочесть ничтожного человека — и страдать от этого...
II всегда, во всех великих книгах, как в жизни, любви сопутствует страданье; и нет в ней справедливости, чтобы всем поровну горя и радости; и Пушкин еще зачем-то восклицает: «Мне дорого любви моей мученье!» — как будто нельзя любить спокойно, как положено, без ревности, обид, ссор, измен, несправедливости!
Вероятно, можно. Очень, конечно, хорошо, если у кого-то так складывается жизнь. А если иначе? Если обстоите.!ьства или свойства характера человека не дают возможности спокойного безоблачного счастья? Ведь об этом и написаны все великие книги — о том, как через страдания, срывы, низкие побуждения, через тщеславие, обиды, самолюбие, уязвленную гордость, через всю жизнь с любовью, ненавистью, несчастьями, болью пронести человеческое. И «Герой нашего времени», в конечном итоге, о том же. О темных и светлых силах, борющихся в человеке; о побуждениях сердца и тайных причи- '^4jax этих побуждений; о том, как трудно и невозможно бывает одГгему человеку понять другого и даже себя самого.
«Из чего же я хлопочу?» — спросил себя Печорин и отверг несколько предположений: «...это не та беспокойная потребность любви, которая пас мучит в первые годы молодости...», не «следствие того скверного, но непобедимого чувства, которое заставляет нас уничтожать сладкие заблуждения ближнего», и не зависть к Грушницкому...
Вот, оказывается, в чем причина: «...есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души!.. Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающую все, что встречается на пути; я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как па пищу, поддерживающую мои душевные силы».
«Неиась'тиучп -'-трость» Печорина мы уже видели и поняли: он непременно должен участвовать во всех событиях луццш жизни,—это вовсе не плохое свойство характера. Но почему его душевные силы должны поддерживаться страданиями И,'радостями д р у г и х?
Пода в том, что Печорин позволяет себе не считаться с простыми истинами, установленными человечеством в течение многих веков: и у ж и о думать о других людях, нельзя приносить им страдания. Почему нужно и почему нельзя? Потому что если все люди начнут нарушать законы нравственности, станет возможной любая жестокость; никто не будет огражден от злой воли: сегодня одному человеку захотелось оскорбить женщину, завтра другой захочет убить...
Мы все понимаем, что кодекс морали нужен. По для себя мы иногда делаем исключения. А общая нравственность складывается из личной нравственности каждого, и каждый в ответе за в с е. Об этом Печорин не думает: он слишком .побит себя, чтобы отказаться от удовольствия мучить других.
«...Первое мое удовольствие — подчинять своей воле все, что меня окружает: возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха...»