Печать мастера

— Охо-хо… сосунки, ещё двадцать мгновений до конца тренировки, а вы уже спеклись, — весело и бодро пророкотал загорелый, по пояс обнаженный Наставник номер десять. Босой, в одних тренировочных штанах.

— Шрам… — тихо просвистел Семи едва слышно.

— Что-что? — Наставник по развитию тела и духа пробежался вдоль бревна от Косты до Семнадцатого и обратно, разминая кулаки и приложил ладонь к уху. — Что-что? Я не расслышал, номер Семнадцать! Кто-то позволяет себе неуважительно отзываться о Наставнике?

— Никак нет, — шепнул Семи.

— Не слышу.

— Никак нет!

— Не слышу, Семнадцатый.

— Никак нет, господин Наставник!

— Уже лучше, а то я подумал — вдруг показалось, и тогда до вечерней зари вам стоять… достояли бы? — заржал Учитель весело, и лицо превратилось в скомканный кусок тряпки — все испещренное шрамами, сжалось и сморщилось, уродуя и так неправильные черты.

Коста осторожно отвел глаза — ему эта «некрасота» в высшем ее проявлении причиняла почти физическую боль, хуже бревна на плечах.

— До конца тренировки двадцать мгновений, сопляки! Достоите, — Наставник презрительно покосился на сидящего между ними на траве с низко опущенной головой Пятого, — всем троим зачту и сниму наказание… Или вы подумали головой и тем, что заменяет вам мозги — прелой соломой, и решили наконец, что стоит выкинуть из тройки балласт?

— Никак нет.

— Нет.

— Не слышу!!! — гаркнул Шрам так, что у Косты зазвенело в левом ухе.

— Никак нет, господин-наставник-учитель! — произнесли они хором с Семи. Пятый, сидя на траве прямо под ногами Шрама переводил беспомощный и благодарный взгляд с Семи на Косту и обратно, и глаза постепенно влажнели от избытка чувств.

— Не смей реветь… — прошипел Коста Пятому совсем тихо одними губами, но тот услышал и жалобно звякнул браслетами-блокираторами на запястьях в знак того, что понял — «звяк-звяк».

— Ты что-то хочешь сказать, Шестнадцатый?! — Шрам переместился от правого конца бревна к нему, легко пританцовывая на носках. Поджарое загорелое тело бугрилось мышцами. Жилистый, почти до сухости. Вены — как витые канаты на джонках. Кожа, задубевшая на ветру. И полное презрение к правилам ношения формы, установленных на островах для Наставников. Шрам как-то выразился прямо и недвусмысленно, что именно он хотел класть и как часто, и куда, и что то, что он хочет класть, он так же легко сможет засунуть в глотку тому, кто ещё раз вякнет, что он одет по неуставному.

— Тупой, — палец Шрама ткнул в сторону Семи, — слабый, — Коста прищурился, — и сильный, который бесполезнее вас двоих вместе взятых, потому что не умеет больше ничего, а силу контролировать так и не научился… не так ли, Пятый?

— Так точно…

— Не слышу!!! — гаркнул Шрам, нависая над Пятым, который сидя на пятках, сжался.

— Так точно господин Наставник!

— Думай о том, что ты в очередной раз подвел команду, — Шрам боднул башкой в сторону Семи и Косты. — Первое правило «тройки», Шестнадцатый?

— Один за всех и два за одного, — сквозь зубы громко и четко выговорил Коста.

— Не слышу.

— Один за всех и два за одного, господин Наставник!

Спереди засвистели — Третий ученик, пробегая мимо, легко подпрыгнул в воздухе и изящно-издевательски продемонстрировал им неприличный жест — группа поддержала хохотом.

— Ещё один штрафной — всем! — рявкнул Шрам, обернувшись к бегунам.

Группа досадно заулюлюкала.

— Два штрафных круга! — зарычал Наставник. — Три! За третий — благодарите — Третий номер! Пошли вон с глаз моих, и быстрее, быстрее… как сонные бегаете… — пальцы щелкнули, и несколько «жалящих молний» серебряными стрелами унеслись вслед ученикам. — Держать груз до конца тренировки, — бросил им Шрам, — не удержите — стоять будете до зари, — и побежал на поле.

— Твар-р-ри… — тихо прорычал Семи. — Твари конченые…

— Они будут нарушать и дальше, чтобы получать штрафные… — Коста слизнул с губы соленый пот. — …и продлить тренировку… чтобы мы свалились… нужно держаться…

Семи закрыл глаза и начал делать дыхательные упражнения. Пятый покосился снизу на Семнадцатого и осторожно, на коленках, пополз по траве к Косте.

— Держитесь, миленькие… только держитесь, — прошептал Пятый виновато. Встать обратно под бревно было нельзя, если упал и сломался — это Коста выяснил на десятый день своего пребывания на острове. — Вы только держитесь… а я помогу, чем смогу…

— Чем? — рыкнул Семи, открывая глаза. — Чем ты теперь, слизень, поможешь?!

— Помолюсь, — Пятый отодвинулся ещё дальше по траве — ближе к Косте. — Чтобы Великий даровал вам сил, и чтобы….

— О-о-о-о… — Семи зарычал. — Уйди с глаз моих за спину! Чтобы не видел тебя! Где, Нима, прости, я так нагрешил?! Где?! Что мне такое недоумение досталось в «тройку»!!! Свали с глаз… и чтоб не видел!!!

— Тихо, — скомандовал Коста. Семнадцатый начал тяжело дышать от гнева — конец бревна заходил ходуном. — Семи — тихо. Пятый — за спину. Быстро.