— Фырк…
— Агха … агха
— Что за мразь! Червь!!!
— Что за дрянь…
— Мой нос, я ничего не вижу…
Коста скользнул вправо, пропустив удар одного из нападавших, уклонился, и ужом скользнул между двумя придурками — его били столько раз, стратегия не меняется.
— Вали его!!!
— А-а-а-а… — двое тупых придурков ломанулись за ним, разинув рот.
— Перец!
— Пе-е-е-ерец!!!
— Не трите глаза, идиоты!
Убежать он не успел, хотя почти получилось — в последний момент дернули за тубус со спины, подставили подсечку и навалились сверху. И отпинали. Поставили на ноги, и ещё раз дали поддых, скрутили, сдернув тубус со спины и обшарили карманы.
— Ничего нет, Старший! Миска одна и кусок булки, — вытащил один из парней глиняную баночку с кремом и перебросил её заводиле.
— Тьфу, — сплюнул тот и швырнул мазь в сторону. — Открывай, — кивнул он на тубус. — Посмотрим, что своровал…
— Эт-т-то мо-ё… — прохрипел Коста. — Не-не-не трогать… Моё!
— Да-да, все что в мои руки попадает тоже мое…
— Заело, старший, кожа разбухла от воды…
— Н-е-е-е трогай…
— Заткнись, — ему съездили сапогом по ребрам и Коста захрипел, перед глазами вспыхнуло алая пелена.
— Н-е-е-е трогай…
— Заткнись, я сказал… — от ещё одного одного удара он отлетел дальше, мир вокруг стал ослепительно красным и четким, как ночью, вспыхивая гранями.
— Откры…
— А-а-а-а-а…
Очнулся он мгновений через пять, чувствуя, что грудь ходит, как кузнечные мехи. Тряпки с ладоней потерялись — пузыри лопнули, и руки были в крови.
Коста облизал губы — медь и соль.
Троица валялась на земле. Один — у стены не двигался и не подавал признаков жизни. Второй, как сломанная кукла, стонал, прижимая странно вывернутую руку к себе, третий — заводила… отползал от него, закрывая ладонями разбитое лицо…
— Ты бешеный… больной… только подойди, — отползал третий все дальше. — Только подойди… только тронь… нигде в городе покоя не будет…
Коста молча похромал к тубусу — левая нога почему-то подворачивалась. Поднял с земли, отряхнул от грязи, проверил застежки — все цело и забросил за спину. Подобрал свою баночку — край откололся, но мазь не вытекла — влажно светилась внутри. И подошел к заводиле.
— Только тронь… Только посмей! — взвизгнул он. — нестабильных ловят и убивают… ты червь с плетений съехал… только тронь!!! Только… а-а-а-а…
Коста наклонился и подобрал зеленое яблоко и выпавший из карманов оборванца короткий широкий нож, и сунул по карманам.
— Только посмей! Только посмей! Только посмей!!!
Коста молча постоял над ним, поправил ремень и похромал на выход.
— Только появись ещё раз на рынке! Только выйди ещё раз на улицы! Да я подниму всех, тебя будут ловить и днем и ночью! Нас много!!!
***
После обеда, переждав жару, Коста вернулся в храм — за вечерней порцией еды. В очереди на него косились больше, чем утром и отодвигались. Хотя он умылся, но нос немного распух, лицо красное, тряпки грязные, и он явно выглядит хуже многих из них.
Коста встал в очередь крайним, поправил тубус, и тут его толкнули в бок.
— Ты бы это… валил бы отсель…
Коста моргнул.
— Ищут тебя… — худой смуглый до черноты мужик — с дырой вместо передних зубов, посмотрел на тубус, — …или кого-то твоего роста с такой сумкой круглой за плечами… — Выспрашивали… и сейчас там… — грязный палец ткнул во двор храма. — Коли беглый, али скрал чего… тек бы ты парень и тек быстро отсель…
Коста выглянул — двое в сером разговаривали со жрецом, и тот кивал, показывая на очередь.
Коста снова юркнул за спины.
— Да вот же он! — крикнул кто-то в начале очереди. — Вот же он! Значит мне полагаются фениксы!!!