— Так сколько можно простой люд притеснять… по утренней заре торговца сожгли… сколько ещё…
— Держи вора, держи! Держи вора!!! — раздалось с дальних рядов. Торговки рядом всполошились, выбежав из-за прилавков.
Мальчишка — невысокий, с хитрым рябым лицом и длинным хвостом с рыжими подпалинами, быстро уворачивался от погони, пролетел мимо, свистнул и, перевернув лоток со специями в сторону погони — мешочки взлетели в воздух — красная, серая, белая, черная пыль посыпалась вниз и…
— Пчхи… Пчхи…
Коста улучил момент — сунул в карман мешочек со специями и смахнул баночку с жирным кремом в руку…
— Держи его! Держи! Рыжее ворье!!!
— Береги глаза… Глаза береги!!!
— Перец!!!
— Изве-е-е-ерг!!!
… и рыжий тощийхвост мелькнул в ближайшем проулке. Только его и видели.
— Он не один! Видит Немес, не один! Тут много такого ворья! Ищите ещё мелких!!!
— Тут один сидел! Рядом!!!
Но Коста был уже далеко — бежал, спеша убраться с рынка, швыркая носом, и то и дело утирая слезящиеся от специй глаза.
***
Легкие горели.
Коста дышал с присвистом, через раз, жадно заглатывая сухой воздух, царапающий гортань, хрипел, утирал нос рукавом, поскальзываясь на поворотах — тубус то и дело норовил сползти с плеча.
— Эге-гей! Эге-гей! Беги, тощий, беги!!!
— Чу, его! Чу!
В последний поворот он не вписался — перед низким домом дорога превратилась в лужу грязи с очистками, не высохшая с ночи. Коста замахал руками, пытаясь удержать равновесие, сапоги разъехались, и он больно шлепнулся, приложившись локтем, впечатавшись в угол ограды со всей дури.
— Лови его!
— Где он!
— Уходит! Подворотня! Давай туда! Поднажми!
— Вон он!!!! Лови его!!!
Кое-как встав, он похромал дальше, туда, куда и собирался изначально — узкий темный проулок, с низко нависающими перекрытиями соседних крыш, так низко, что почти образовывали коридор. Тупик, в который никто не ходил без нужды — слишком темные были места.
— Давай! Вон он!
— Червяк красный! Иди сюда!
Дохромав до стены — каменная кладка в три его роста — не перепрыгнуть, он развернулся к преследователям, и вытер мокрый нос, шмыгнув.
Коста дышал рвано с присвистом, и развернулся, стиснув кулаки, передвинув тубус за спину.
— Ну что, червяк, набегался?
Их было трое. Справных — все выше его на голову или две, сытых — явно сегодня шуканье на рынке удалось, и они подрезали не один кошель с фениксами у зазевавшихся служанок. Неказисто, но крепко одетые.
— Эт-т-то не я-я-я… — проскрипел Коста тихо. Он сказал им это уже дважды и проорал, как мог — ещё раз.
— Ем в хр-р-раме…
— Не я, не я, — передразнил главный заводила, выступивший вперед — смуглый, крепко сбитый, с расцарапаными кулаками, и без двух пальцев на правой руке — значит “вор”, и его уже ловили. — На рынке был? Был! Это наш квартал и наш рынок! Хочешь работать — плати. Четыре пятых в общяк — одну часть себе оставляешь, за день вырученное. Таковы правила…
— Я-я-я не-е-е…
— Я-я-я… не-не-не… — заводила заржал. — Рот лучше не открывай. Плати, червь. С тем рыжим приютским недоноском наверняка в паре работаете, — цокнул он языком. — Не хорошо, без уважения работаете… но мы вас быстро научим, правда, парни?
Сзади заржали, заводила шагнул вперед к Косте.
— Платить — нечем, — отчетливо швыркнул Коста — в носу до сих пор свербило, и демонстративно утерся рукавом, размазав сопли. Заводила презрительно поморщился и обернулся на подельников. — Не работал на рынке…
— Первое предупреждение, червь. Плати, или — соси. — Заводила прищурился, и демонстративно расстегнул верхний халат, поигрывая пряжкой на ремне. — Правила едины для всех… Ну, что, мистеры, будем делать? Чтобы предупреждение точно запомнилось… и подельнику своему передай…
— Я н-н-не знаю его…
— Чтобы запомнил, что нужно делиться с ближними своими! — парни загоготали.
Коста сместился вправо, рассчитывая расстояние — будут бить.
— Снимай всё, что надето. Все что есть. Сам отдашь или снять?
— Сам… — Коста сунул руку в карман, ослабив тесемки на мешочке, и резко швырнул в них. Специи взлетели в воздух — янтарно красная пыль упала облаком на головы и они тут же взвыли, отряхиваясь и вытирая глаза…