Однако это всё произошло значительно позже, а пока Сыну Ведьмы предстояло ещё ночью пошаманит в лагере анархистов. Алексей тоже имел на руках революционный мандат с особыми полномочиями. Дубликат штабной печати батьки Махно уже давно был изготовлен шустрым Андрюхой, но вовремя изъят из рук прохиндея и до поры спрятан честным иноком. Оттиск печати Ронин пустил в ход только теперь, для эвакуации инвалидной команды в Крым. Этим вечером хотел уж выбросить подлую вещицу в речку, но вовремя затолкал совесть в дальний угол и нагло воспользовался дубликатом ещё разок в корыстных целях. Ведь Нестор Иванович сам подбил казака на экспроприацию награбленного добра у распоясавшихся атаманов.
— Отчего бы не сделать хорошее дело напоследок? — с силой хлопая чернильный оттиск на второпях состряпанный приказ, добил не вовремя высунувшуюся совесть добропорядочный батюшка Алексей. — И дисциплину в войске чуток подтянем, и капитал для розжига мировой революции раздобудем. Не пропадать же добру в Диком поле? Анархисты всё равно золотишко зря профукают, а я в Америке в святое дело вложу. Потом братва ещё спасибо скажет.
До конца оправдать корысть Алексею не удалось, но благими помыслами вроде бы прикрылся, как мифологический грек фиговым листочком. Видел казак такую иллюстрацию ещё в Гуляйполе в одной барской книге, в библиотеке помещика.
— Ну и ничего, что Самсон голый, — заботливо сложил пополам листок бумаги с подлой печатью и убрал в карман Алексей. — Зато свирепой зверюге пасть порвал. Народ судит героев по делам, а не по одёжке. Я же золотишко не для себя… тащу, а на благо всего общества.
Пока шёл до первой хаты командного состава, совсем убаюкал совесть. Вспомнилось, что лозунг «Грабь награбленное», был популярен ещё со времён корсаров южных морей. Современные революционеры лишь перефразировали его в более благозвучный: «Экспроприация экспроприаторов». Однако суть-то осталась прежней — пиратской.
— Отворяй закрома! — вышибая ногой дверь в избу, нагло потребовал уполномоченный на разбой сборщик дани и сунул сонному адъютанту под нос грозный мандат с печатью. — Батька Махно велит: все добытые трофеи свести к утру в штаб, по справедливости делить будет. А за особо ценными направил меня немедля, чтобы нехрести по пути не растащили.
— Так бес его разберёт, что самым ценным считать, — изучив содержание грабительского приказа, пожал плечами ординарец. — То лишь атаман разумеет.
— А мне атаманы тут списочек составили, чего в первую очередь следует к батьке Махно доставить, — вынул из кармана блокнотик Алексей и, не давая подсмотреть, поднёс раскрытую страничку к свету керосиновой лампы. — От комполка Семёна Сидорчука взять кожаный саквояж.
— Таких в кладовке штук пять припрятано, — заюлил хранитель золотого запаса атамана.
— Нужный лежит под кроватью в спальне командира, — удивил осведомлённостью ночной гость и пригрозил: — Не выдашь золотые червонцы, вместе с Сидорчуком в расход пойдёшь, как мародёр и контра.
— Так я просто уточнить хотел, какой саквояж отдавать, — попятился, уступая дорогу сборщику дани, перепуганный служака.
Сын Ведьмы колдовским взором видел, что более ничего интересного в избе не хранится, поэтому заграбастал лишь золотишко и вышел во двор.
— Остальное барахло к утру на штабной двор сами свезёте, — поставил огрызком карандаша жирную галочку на листке секретного блокнота инквизитор. — А я у вас ещё телегу прихвачу. Мне за ночь дюжину дворов объехать надо. Завтра транспорт верну.
— Бери батюшка, — не отводя горестного взгляда от реквизированного саквояжа, печально вздохнул страж сокровищ.
— Ты тоже со мной пойдёшь, — ткнул пальцем грозный инквизитор. — Повозкой править будешь и следить, чтобы впотьмах имущество не пропало, пока я буду остальных куркулей трясти.
По мере сбора дани с атаманов, число сопровождающих росло пропорционально изъятому добру. Сын Ведьмы высматривал в хатах лишь компактно уложенное золото и драгоценности. Стражам ничего не удалось утаить, словно и вправду атаманы сами укромные места выдали иноку. Антиквариат, меха и прочую буржуйскую рухлядь батюшка Алексей игнорировал, велел свозить к штабу для передела имущества после. Пожаловаться на действия уполномоченного комиссара никому из хранителей полковой казны так и не удалось — доступ в штаб был закрыт наглухо. Вот так и брела угрюмая толпа ординарцев от избы к избе по всему селу. И в дом Лёвы Задова заглянул комиссар, и к самому Нестору Ивановичу наведался. Каждый адъютант старался приглядывать за своим саквояжем или сундучком, чтобы ненароком не пропал из телеги в ночной суматохе. А то потом перед атаманом не отбрешешься за потерю.
Однако когда «золотая» телега, натужно скрипя осями, тяжело подкатилась к воротам подворья штаба, суровый караул и её завернул восвояси. Никого не велено пускать до особого распоряжения. Даже к крыльцу штабной избы подходить опасно, могут пальнуть, прям из окна. Лёва Задов пригрозил.