Читаем Парнасский пересмешник. Новеллы из истории мировой культуры полностью

«Иностранцы редко осматривали это сооружение, прохожие вовсе не смотрели на него. Слон разрушался с каждым годом; отвалившиеся куски штукатурки оставляли на его боках после себя отвратительные язвины. «Эдилы», как выражаются на изящном арго салонов, забыли о нем с 1814 года. Он стоял здесь, в своем углу, угрюмый, больной, разрушающийся, окруженный сгнившей изгородью, загаженный пьяными кучерами; трещины бороздили его брюхо, из хвоста выпирал прут от каркаса, высокая трава росла между ногами. Так как уровень площади в течение тридцати лет становился вокруг него все выше – благодаря медленному и непрерывному наслоению земли, которое незаметно поднимает почву больших городов, – то он очутился во впадине, как будто земля осела под ним. Он стоял загрязненный, непризнанный, отталкивающий и надменный – безобразный на взгляд мещан, грустный на взгляд мыслителя. Он чем-то напоминал груду мусора, который скоро выметут, и одновременно нечто исполненное величия, что будет вскоре развенчано».

Так должен был выглядеть слон по задумке авторов Жака Селерье Жана Алавуана: с оранжереей в попке

Виктор Гюго в «Отверженных» о памятнике на площади Бастилии.

Планы впечатляющие. Зарисовки памятника поражают воображение. Увы, описанная Виктором Гюго безрадостная картина – не вымысел. Вот как сложилась судьба этого монумента, точнее, его прототипа – полноразмерная модель на деревянном каркасе для начала была выполнена из гипса и глины и оштукатурена.

К сожалению, засверкать золотым переливом под небом Парижа слону Наполеона не было суждено. Памятник несколько десятилетий был настоящей обузой для живущих неподалеку: построенная в 1814 году модель уже спустя шесть лет довольно сильно начала раздражать местных жителей. После поражения при Ватерло памятник вообще перестали строить, и с 1815 года монумент из недолговечных материалов быстро начал разрушаться. К тому же ветхая громадина служила приютом для крыс, которые буквально кишели в полом корпусе слона и в прилегающих коммуникациях. Но снесли его только в 1846 году!

Собачья верность

Помните, в фильме «Подкидыш» был такой мальчик, который мечтал стать хотя бы пограничной собакой? Он, наверное, просто не знал историю о легендарном псе Фраме.

Фрам принадлежал Георгию Седову, погибшему во время неудавшейся экспедиции к Северному полюсу 1914 года. После смерти хозяина барбос отказывался есть и остался умирать на могиле Седова. Об этой героической собаке писали стихи, рассказы, делали с ней марки, детские альбомы и все такое прочее. Прекрасный и душещипательный пример преданности. Однако, увы, доблестная кончина Фрама, скорее всего, просто красивая сказка, хоть и рассказанная в книге из серии «Жизнь замечательных людей».

Жена российского путешественника Георгия Седова с одной из его собак

Экспедиция Седова не финансировалась государством, а была реализована на частные пожертвования, и естественно, экономить приходилось на всем. К небольшому числу приплывших из Тобольска лаек прибавили простых дворняг из Архангельска. Фрам скорее всего был лайкой, а любимой собакой Седова стал дворовой пес Варнак. Когда же путешествие оказалось в тупиковом положении и руководитель группы умер, а оставшаяся команда направилась назад, часть груза попросту бросили, оставили и истощенных собак. Был ли там Фрам (как и был ли Фрам вообще), неизвестно, но вряд ли за несколько месяцев волочения санок лайка бы так привязалась к пассажиру, что стала бы горевать на его снежной могиле. Да и детали самого погребения Седова не ясны. Более современные исследователи говорят даже о версии, что тело начальника экспедиции расчленили и скормили собакам, которые волокли сани от места его гибели до корабля. Что бы там ни было, это не умаляет всех тягот жизни собачьих участников похода. Но вряд ли кто-то бы мечтал стать ездовой собакой, хотя и среди них были свои выдающиеся животные.

В самую холодную зиму Аляски за двадцать лет в удаленном городе Ном разразилась эпидемия дифтерии, а несущественные запасы сыворотки были просрочены. Совершенно героические люди решили доставить от ближайшего порта Сюарда, находившегося в 1085 километрах запас сыворотки в кратчайшие сроки единственным доступным способом – на собачьих упряжках – за пять суток. Двадцать погонщиков на 150 собаках выдвинулись навстречу друг другу. Леонард Сеппала, заводчик финнско-шведско-норвежского происхождения, был одним из выдающихся гонщиков на собаках в Америке, он сумел преодолеть самый сложный и опасный участок протяженностью больше 425 км, выйдя из Нома и забрав груз сыворотки на половине пути. Так что во многом спасение целого города было заслугой титулованного собачника Сеппала и его любимого сибирского хаски Того, вожака упряжки, на тот момент возрастом двенадцать лет. В 2019 году об этом сняли фильм «Того». Множество других экранизаций истории показывают заслуги остальных участников заезда.

Танец мертвых
Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология