Читаем Парнасский пересмешник. Новеллы из истории мировой культуры полностью

Астрономический подтекст есть не только у религии майя, но и у христианства. Иисус рождается вместе с рождающимся зимним солнцем, умирает по архаическому циклическому лунному календарю Египта и вновь возрождается. Для майя, как и для христиан, важно начало нашей эры, когда Солнце с прецессионными колебаниями переходит из одного созвездия в другое.

Георг Флегель. Натюрморт с вафлями. ок. 1610–1620. Немецкая школа. Изобильный, даже роскошный стол по меркам 1600-х годов. Пиво, масло, яблоко, булочка, соль и много вафель. Зачастую в традиционной европейской кухни вафли были несладкими. Скажите, разве многим нужно больше для счастья?

Идиоты демократии

В афинской демократии властные полномочия принадлежали только взрослым мужчинам, обладающим гражданскими правами. Женщины, дети, иноземцы и рабы были лишены большинства прав, в том числе права голоса.

Основной орган власти назывался экклесией и действовал посредством общего собрания взрослых граждан. Чтобы обеспечить возможность бедным гражданам участвовать в жизни города, одно время в Афинах за участие в экклесии была введена плата в размере дневного заработка ремесленника.

Тех же, кто добровольно отказывался от своих гражданских прав, от участия в общественно-политической жизни полиса, и не приходил на голосование, называли идиотами.

Впоследствии, когда возникло деление разновидностей умственной отсталости на самую сильную – идиотию, среднюю – имбецильность и самую легкую – дебильность, понятия «идиотизм» и «дебильность» вошли в разговорную речь и стали обозначать глупость и тупость.

Коктейли со льдом

К 1840-м годам американские бармены уже показали британцам коктейли со льдом, но использование льда в викторианских барах все равно оставалось диковинкой. Многие здравомыслящие люди крайне опасались пить воду, впрочем, как и добавлять ее в свои напитки, даже в виде льда. Дело было в загрязненности пресной воды в стране: несколько глотков могли подарить незабываемую холеру, ботулизм или тиф. Лед использовался для хранения продуктов и заготавливался в прудах со стоячей водой и промерзающих канавах, соответственно, он содержал в себе всю грязь неблагополучных водоемов. Попробовать полноценные коктейли со льдом широкий круг британских потребителей смог только с налаживанием пароходной доставки льда из США и Канады в конце XIX века, хотя общество еще не было готово принять это благо без страха.

Первый в России интерьер, отделанный искусственным мрамором – залы Китайского дворца в Ораниенбауме. Из настоящего мрамора здесь только порталы каминов. Идея такого оформления принадлежит Екатерине Великой

Кофе и кофейщики

Знаменитая петербургская кофейня девятнадцатого столетия «Вольф и Беранже» считается первым в России кафе, наиболее сходным с современным видом таких заведений.

Однако в России старых времен кофе не был самым модным и обожаемым напитком. Первый кофейный дом – Голландский – появился в столице в самом начале XVIII века. Это было заведение для иностранцев, потому что русский человек такого уж дикого восторга при виде кофейной пены не испытывал, хотя уже больше десяти лет, с 1720 года, петербуржцы могли посещать «Четыре фрегата» с «кофием», как тогда говорили, на Троицкой площади. Но столь безумной любви, как в наше время, не сложилось.

Впрочем, кофейщики утверждают, что кофейни в России сразу стали чрезвычайно популярными. А я им не верю. Знаете почему? Потому что не встречал, например, чтобы герои популярной пьесы выпивали кофе, или чтобы за кофием в напряженной сцене романа происходил важный разговор. Все это если и было, то много позднее. У Фонвизина кофий не пьют, у Радищева не пьют и у Жуковского не пьют. У Пушкина – самую малость, помню лишь один фрагмент, где фигурирует этот напиток – в «Путешествии в Арзрум» пленник просил чашку кофию и чтоб его избавили от вопросов. В основном Александр Сергеевич все-таки был ходок по шампанским и игристым винам, а вообще русская публика предпочитала напитки сладкие, но кофе-то в то время пили крепким, черным.

Упоминает кофе князь Петр Иванович Шаликов в ранние 1800-е: «Спросите у меня, что более всего ласкает вкусу? Ответствую, хороший кофе после хорошаго моциона. Божественный нектар! Ты усладил вкус мой, обоняние и освежил силы моего духа!»

Кофе – аристократическая прихоть, скажете вы. Отвечу, пожалуй, примерами из литературы и драматургии. Например, «Кофейница» Крылова – одна из первых пьес типа оперы, которую он долго не мог издать, даже не знаю, удалось ли ему опубликовать ее при жизни. Там говорится о содержательнице кофейни, которая была обманщицей и плутовкой. Или у Мельникова-Печерского: волжский купец Марко Данилыч хотел отдать свою дочь учиться в старообрядческий женский монастырь, скит, куда девушек отправляли обучаться основам женских рукоделий и грамоте, и очень стеснительно говорит монахине Макрине (не от слова «мокрый», а от греческого «макрос»):

«– Дунюшка у меня кофей полюбила.

– Так что же? – спросила Макрина.

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология