Паранойя. Почему мы?

– То ты что? Снова позвонишь мне из СИЗО и будешь истерить, как престарелый п*дрила? – насмешничаю, откидываясь на кровати, наслаждаясь этой истерией.

– А ты всерьез думаешь, что я здесь надолго? Сто сорок первая статья, баран! Да я уже завтра утром выплачу штраф, а вечером на твоих глазах вы*бу твою шлюшку.

– Кончай блатовать, придурок, иначе вы*бут твоего сынка! – отрезаю, моментально вызверившись. – Если ты надеешься выйти к утру, то ты еще больший придурок, чем я думал.

– Что тебе надо? – наконец, берет Елисеев под контроль свои эмоции.

– Представь себе, ничего, – парирую снисходительно, – просто хочу насладиться из первых рядов, как тебя – гниду, отымеют во все дыры и посадят лет на десять в назидание другим. Сто сорок первая – это лишь начало. Тебе ли не знать, как работает система? Цена билета ведения прибыльного бизнеса в нашей стране никогда не бывает окончательной, и чем хуже обстоят дела с государственным бюджетом, тем выше шансы столкнуться с силовиками. Ты слишком много о себе возомнил, впрочем, как и я, а ведь правила просты: не претендовать на роль подлежащего, оно у нас монополизировано политическим классом, довольствоваться ролью сказуемого и не жадничать. Новой власти мы не угодны, поэтому нас стравили. Только, если я это вовремя понял и успел подготовиться, то ты до сих пор пребываешь в каких-то иллюзиях. Что ж, пребывай дальше, но мой тебе совет: хорошенько подготовь задницу, иначе иллюзиям быстро придет конец. А за сына не переживай. Если сильно ерепениться не будет, из машины выкидывать не станут. Всего лишь прокатиться с каким-нибудь престарелым извращенцем по ночному городу, отсосет…

– Ты, бл*дь! Ты думаешь, я не найду способ тебя достать? Да ты свою сучку мелкую по частям получишь, да я твоих…

Дальше я не слушаю. Вопли отчаяния мне не интересны. Сынка его трогать я не собирался. Посидит для психологического прессинга в бункере, а после, когда папашу наглухо закроют, будет свободен. Я не милосердный, но и смысла калечить пацана не вижу. Елисеев – старший за все, что сделал с моей Настькой ответит сам, как только попадет, куда надо. А он попадет, в этом нет никаких сомнений, как и в том, что мне п*здец. Зойка права: живым меня из этой страны не выпустят. Но, если бы я боялся смерти, я бы ничего в этой жизни не добился. Безвыходных ситуаций не бывает, просто иногда выход там же, где и вход.

Глава 6

«И если даже она никогда больше, до самой смерти, его не увидит, её последняя мысль на краю могилы будет о нем…»

К. Макколоу «Поющие в терновнике»

– О, боже! – в ужасе подрываюсь с кровати и складываюсь пополам, заходясь кашлем от заполнившего комнату дыма. – Гри…Гри -да-ас… – пробираюсь к окну. Глаза слезятся, легкие горят от удушья, я ничего не понимаю.

Дергаю ручку, но окно будто приросло к раме. У меня начинается паника, ужас расползается по венам. Немедля, бегу наощупь к двери, снося все на своем пути и запинаясь то об угол кровати, то об ножку стула. Пальцы на левой ноге выкручивает от острой, немеющей боли. Но мне так страшно, что я не обращаю на нее внимание.

Дохромав до двери, дергаю ее на себя и от того, как она внезапно поддается, едва не падаю, но не успеваю ничего понять, меня хватают какие-то два амбала и тащат на улицу.

Когда мы оказываемся за воротами, я захлебываюсь кашлем и едва не теряю сознание, жадно хватая воздух. Осев на подъездную дорожку, с шоком смотрю на полыхающий дом. Абсолютное бездействие стоящих возле меня качков да каких-то деревенских зевак возмущает. Хочу спросить, где Петр Михайлович и Гридас, все ли с ними в порядке, но, повернувшись, натыкаюсь взглядом на ухмыляющегося Елисеева.

Прислонившись к припаркованному в паре метров от меня джипу, он издевательски подмигивает, а у меня внутри все цепенеет. Задрожав, начинаю отползать. Однако стоит сделать попытку подняться, как меня тут же берут под белы рученьки те две громилы, что вывели из дома, и ведут к моему ожившему кошмару.

– Нет! Отпустите! – упираюсь изо всех сил и истошно кричу на всю улицу, зовя Гридаса и Петра Михайловича. Я лихорадочно оглядываюсь, ища помощи у деревенских, но они, как завороженные наблюдают за пожаром, словно это какое-то фаер-шоу.

От такого безразличия и понимания, что мне снова никто не поможет, меня накрывает чем-то неконтролируемым. Словно бешенная, я начинаю рваться из рук этих упырей: пинаю их, рычу одичавшей, свихнувшейся кошкой. Мне удается вцепиться зубами в руку одного из качков. Он взвывает от боли, но уже в следующее мгновение лицо обжигает пощечина. Во рту разливается вкус крови, я на мгновение теряюсь. Пока пытаюсь прийти в себя, меня заталкивают в машину, тут же блокируют двери, и вот я снова наедине со скалящейся мразью, убившей моего ребенка.

– Какая встреча, – оглядев меня липким взглядом, расплывается он в довольной улыбке. – Я искал тебя, солнышко. Мы ведь тогда не закончили…