Солнце-око вставало над горизонтом и садилось, а он с утра до поздней ночи напивался. Иногда не выходил из покоев, спрятавшись в сумрачных тенях и жалея себя; иногда — обычно в поисках новой порции хмельной воды — бродил, точно призрак, по узким темным коридорам.
Солдаты или слуги бросали на него сердитые, недовольные взгляды и за спиной насмехались над ним. После того, как озеро отравили, всех понемногу поили вином, и потому люди не сдерживали себя, хамили, лениво выполняли поручения.
Атмосфера во дворце-крепости накалялась, становилась тяжелой, давящей — это было понятно Релину даже через его одурманенное и искаженное сознание.
Но он убедил себя, что раз является тгоном лишь формально, то и ответственность за остальных не несет. Пусть слуги и воины сами справляются с проблемами, лишь бы его не трогали. И чем быстрее крепость падет, тем лучше. Хжай стал захаживать к нему и просил хотя бы изредка выходить во внутренний двор — желательно трезвым. Без своего великого господина люди теряют цель существования, конфликтуют друг с другом, устраивают драки и не слушают приказы…
Бла-бла-бла.
Релин кивал, обещал слуге выполнить его пожелания, но тут же вливал в себя кувшин вина и засыпал в забытьи.
Восставшие рабы об этом еще не знали, но они уверенно брали вверх над осажденными.
Плечевая пластина доспеха со звоном шлепнулась на пол.
— Быстрее, бестолочь!
Мальчик-слуга начал рассыпаться в извинениях, поднял то, что уронил, и принялся возиться с кожаными ремешками и застежками.
Из маленького окна-бойницы доносятся яростные крики — рабы в очередной раз пытаются взять штурмом дворец-крепость. Свистят стрелы, звенят клинки. Улицы кишат грязными оборванцами с длинными копьями, мечами и наспех сделанными деревянными лестницами. Опять никакого порядка или боевого построения, люди, точно приливная волна, растекаются возле стены — прошлые поражения ничему их не научили, видимо.
Релин дрожащими руками отнял шлем с длинным наносником у мальчишки-слуги и надел на голову.
Утреннее опьянение еще не прошло — пол покачивается под ногами, зрение не фокусируется на предметах, отчего окружающее пространство напоминает собой расплывчатый хаос, желудок горит от желчи. По крайней мере, нет страха — есть плюс в выпитом вине.
Стараясь не наступить на длинный тгонский плащ, Релин направился к выходу, где его уже ждут пятеро воинов из личной стражи.
С ними оказался и Хжай, в этот раз красующийся в более подходящем под его тучные формы доспехе.
— Господин, скорее на крышу! — воскликнул он.
— Нет, я хочу увидеть осаду с внутреннего двора.
— Это невозможно. А кто будет отдавать приказы? Великий тгон, не изображайте мальчишку!
— Я не собираюсь повторять дважды.
Он решительно двинулся к изгибающейся прямоугольной лестнице.
Его воины последовали за ним. И судя по недовольному ворчанию, слуга тоже решил не отставать от своего господина.
Дворец-башня напоминает потревоженный улей: из казарменных помещений высыпают солдаты, с ног до головы закованные в броню, их подгоняют командиры, слуги пытаются как можно скорее спрятаться в покоях и забаррикадировать двери.
Шум, гам, грохот доспехов, блеск начищенных клинков…
На улице от духоты бросает в пот, дышать нечем. После прохлады залов кружится голова.
Оглядевшись, Релин со звоном вытащил полуторный меч из ножен и встал возле пальм, пытаясь сориентироваться в обстановке.
Вроде все так же, как в прошлую осаду: на стене стоят тяжеловооруженные солдаты в бронзовых кирасах, глухие шлемы пылают на ярком полуденном солнце. На башнях и на открытых террасах дворца пускают смертоносные стрелы лучники. В дальней стороне оазиса ждут своего момента воины с копьями — их еще слишком рано выпускать. Надрывает глотку в крике капитан, барабанщики отбивают команды пехотинцам.
Рабы приставляют лестницы к стене и нескончаемым потоком карабкаются по ним, но до вершины никто из них не добирается — их или убивают стрелой, или протыкают клинком, или скидывают вместе с остальными.
— Очередная самоубийственная атака, — заметил Хжай. — Эти илоты как леминги, прыгающие со скалы. Тупые животные. Нам даже не надо выходить из крепости — они сами передохнут по глупости. Не удивлюсь, если они вместо того, чтобы зашить рану, ковыряются в ней ножами или перед сном бьются головой о стену до крови — мозгов у них нет совсем.
— За этим должен стоять какой-то план. Возможно, мы его просто не понимаем.
— Господин, не забивайте голову ерундой. Очевидно…
Он резко замолк, его брови удивленно поползли вверх, а в глазах застыл страх.
Солнце погасло, на внутренний двор легла черная тень, заполонив собой небо.
Релин среагировал молниеносно — подскочил к слуге и прикрыл их обоих тяжелым прямоугольным щитом.
Пронзительно засвистело. Затем посыпались стрелы. Один удар, второй, третий, четвертый… За спиной кто-то вскрикнул, раздалось бульканье, сменившееся лязгом. Рука, держащая щит, онемела от боли. Земля перед ними в миг стала утыкана древками и опереньями. Релин успел досчитать до двадцати прежде, чем всё прекратилось.
— Живой?
— Ка-а-ажется да, господин, — проблеял ошарашенный Хжай.