Парадигма

Язык обожгло нечто неестественно холодное, вяжущее, затекло в горло и, оставляя после себя легкое покалывание, устремилось в желудок.

Казалось, весь двор затих, наблюдая.

Даже вездесущие воробьи перестали носиться на козырьках крепости. Мир замер.

Релин вздохнул — раз, второй, третий…

Вроде ничего.

Его не скрутило, кишки не полезли через рот, из задницы не выстрелила кровавая струя.

— Хжай, используйте блюдце для того, чтобы обеззаразить воду. Понимаю, в него влезает не так много, но тут уж ничего не поделаешь. Нужно максимально запастись — бочек десять или двенадцать. Выдавать по трети обычной кружки два раза в день каждому солдату. Если будем экономить, то продержимся. Илотом не удастся нас запу…

Его прервал возглас одного из воинов:

— Мы не будем пить яд!

Волна недовольства, усиливаясь, прокатилась по толпе. Многие начали хмыкать, плевать под ноги и осенять себя знаком Соотепа.

— Лучше сдохнуть, чем хлебать эту дрянь! — закричали одни.

— Нельзя осквернять свою душу! — вторили им другие.

— Давайте выйдем из крепости и перережем рабов!

Релин лишь хмыкнул в ответ, попытался было убедить солдат, что они сами видели, как работает блюдце, и не стоит волноваться, но его слова потонули в недовольных криках. Промелькнула даже подленькая мыслишка: сейчас его убьют, нашпигуют мечами и бросят за стену…

Хжай поднял высоко руки и медленно, уверенно направился в сторону толпы.

— Призываю всех к тишине, не забывайтесь, перед кем стоите, собаки! — Его голос громоподобно разнесся по внутреннему двору. — Наши враги — эти грязные тупые рабы! — каким-то образом перехитрили нас и отравили озеро, и я понимаю ваше волнение! Если честно, меня самого выворачивает только от одного вида этой красной тягучей отравы, так похожей на кровь!

Солдаты умолкли.

— Вы — воины, а значит закалены в боях, вашу волю не сломить никакими неприятностями, — продолжил Хжай, говоря чуть тише. — Ибо вы давали клятву перед богами и родом Мантеса Льва. Вы — его собственность, его неотъемлемая часть! И только что ваш господин пошел на неоправданный риск и отхлебнул отравленную воду! Цените, как он любит вас и на какие жертвы готов пойти! Не превращайтесь в дикую свору, держите себя в руках! — Он пристально оглядел солдат. — Я понял, что вы не будете пить эту жижу. К тому же блюдца на всех не хватит. Но давайте сейчас подумаем об ином!

Он принялся расхаживать то в одну сторону, то в другую, активно жестикулируя. Его руки гипнотически двигаются в такт словам, усыпляя бдительность.

Солдаты наблюдают за ними; их злость постепенно стихает, сменяясь молчаливой покорностью.

Пастух и стадо овец.

— Наши так называемые «торговцы» явились в город незадолго до бунта, — сказал Хжай. — Они уговаривали нашего великого господина отказаться от всего богатства и присоединиться к ним! Отринуть род, представляете? Устраивали дешевые фокусы, назвали себя бессмертными! Конечно же, тгон отказал им. Ибо он предан не только нам или предкам, но и богам! А потом… начался бунт. Видите ли тут взаимосвязь? Лично я — вижу! Из-за бесконечной своей доброты наш великий господин не отправил псевдоторговцев в казематы, где им самое и место, а позволил занять одну из комнат! Я, признаюсь, был против! Потому что незнакомцам запрещено бродить среди залов дворца! Их предводитель, старик Жакерас, сумел ложью убедить стражников отпустить его! Здесь не обошлось без магии! Поверьте!

Солдаты перешептываются, бросают сердитые взгляды на пятерку пришлых гостей, вокруг которых уже образовалось пустое пространство.

Седобородого это, похоже, ничуть не беспокоит — стоит себе, скрестив руки и ухмыляясь. В глазах пляшут смешинки.

Атмосфера, между тем, накалилась, в воздухе повисло тяжелое напряжение, словно перед грозой.

— А сегодня утром кто-то отравил озеро! — практически шепотом сказал Хжай. — Слишком много случайных совпадений! Враг среди нас, ходит по коридорам, ест нашу пищу и пьет воду! Мы должны прежде всего избавиться от него, а не устраивать бессмысленные распри! Я говорю: кинем в темницу Жакераса и его прихвостней! Пусть сгниют в подземных казематах!

Толпа взорвалась воплями, загремели доспехи, заблестели на солнце вытащенные из ножен мечи. Солдаты уже забыли о своей ненависти к тгону, теперь всё их внимание переключилось на псевдоторговцев. Тех тут же схватили, принялись избивать кулаками и ногами.

Раздались подбадривающие крики.

Всего за несколько ударов сердца лицо седобородого превратилось в кровавую маску, но тот и не подумал сопротивляться, позволил наносить себе удары.

Кто-то из солдат ударил его по спине кромкой тяжелого щита, ноги Жакераса подогнулись. Повалили на землю и остальных его людей.

А затем всех утащили в темноту дворца-башни.

Релин так и стоит с нефритовым блюдцем в руках — потерянный, сломленный, опустошенный.