— С вами всегда было прилично хлопот, господин. Усложнял все ваш ум и начитанность — приходилось постоянно напрягать извилины, дабы понять, куда спрятались в этот раз. Признаться, остальные ваши братья были… хм… попроще, назовем так, если позволите мне такую откровенность. И я сейчас не восхваляю — у вас действительно выдающийся интеллект. Но есть несколько недостатков, которые усложняют вам жизнь.
— Это какие же?
— Уныние и страсть к вину, — ответил слуга. — Если со вторым еще можно как-то мириться, то с первым — вряд ли. Вы слишком рано сдаетесь, как мне кажется. Опускаете руки до того, как появятся первые результаты. Поверьте мне: в вас бездны сил и энергии. Если захотите, свернете горы или с нуля построите царство. Вы словно наполнены величием. Не позволяйте хандре одержать верх! В таком состоянии вами легко манипулировать. Я знаю, о чем говорю, ведь всегда пользуюсь этим, когда мне необходимо. Да, это нехорошо, я подобным не горжусь, однако хочу быть честным, ведь неизвестно доживу ли до завтрашнего утра.
Он подвинулся чуть ближе к Релину, не переставая всматриваться в его глаза. В другом ситуации это выглядело бы смешно, но не сейчас — не после случившегося и пережитого. В глазах слуги блестят слезы.
— Спасибо за откровенность, Хжай.
— Вы ведь поймите, господин: я всегда пытался соблюдать ваши интересы, а не вашего отца. Честно говоря, он напыщенный, самодовольный, недалекий и грубый. Сколько зла сотворил — страшно представить! Одно время я даже хотел ему подсыпать яд в вино.
— А почему не подсыпал?
— Он предпочитал травиться хмельной водой, а в ней нейтрализовалась любая дрянь. С таким же успехом он мог пить чистую кислоту.
Релин ухмыльнулся.
— Очень… откровенно. Не боишься моего гнева?
— Вы умный человек, — ответил Хжай. — И сделаете правильные выводы. Я лишь пытаюсь сказать одну простую истину: я желаю вам блага. И мой проступок с Жакерасом и его людьми был не слишком понятным, однако мы оба находились в весьма щекотливом состоянии. Солдаты были в шаге от бунта. Если бы я не переместил их гнев на кого-то, то они растерзали бы вас. А вы должны любой ценой жить.
Релин на миг даже лишился дара речи.
Ему в миг стало противно от себя: ведь он-то считал, будто Хжай служил только отцу и соблюдал его интересы!
Словно прочитав его мысли, слуга сказал:
— В посланиях в Карадеш я постоянно врал, мой господин. Принижал наши доходы, жаловался на редких торговцев и всячески расписывал, как сильно вы поменялись в «лучшую сторону». — Он с иронией произнес последние два слова. — Мол, книжки сожгли и пить перестали. Только гоняете рабов и проводите время за воинскими тренировками. Молитесь Сеетре по несколько раз за день. В общем, стали истинным отпрыском рода Львов!
Тишину зала нарушила молитва-песнь, донесшаяся с верхних окон-бойниц, — заунывная и бесконечно печальная. Она, эхом отскакивая от гранитных колонн и стен, пронеслась среди раненных солдат и слуг. И всё будто замерло: больше не доносятся стоны, не звенят доспехи, даже свечи перестали трепетать. Окружающий мрак загустел, стал осязаемым — можно дотронуться, ощутить жгучий холод под пальцами.
— Опять илоты надрывают глотки… — проворчал Хжай. — Как же ненавижу их дурацкие вопли. Точно горные козлы блеют.
— Веселого в нем мало, согласен.
— Пытаются испугать, мой господин! Они еще не знают с кем связались! Мы им устроим кровавый пир! Да, нас немного, но даже выжившие с легкостью перебьют кучку тупых рабов! Пусть они там свою абракадабру воют — не поможет! Я завтра собственнолично возьму меч и щит побольше да встану на стене! Уверен, успею зарезать человек сто прежде, чем они подойдут ко мне на расстояние шага! Пусть проткнуть попытаются — в моем пузе жира так много, что покрепче любого доспеха будет!
Релин положил ладонь на его плечо, сжал, насколько позволили силы, и произнес:
— Ты прав: мы справимся. Их после сегодняшнего осталось немного. Потрепали мы их знатно!
— Именно! Небось потому и воют! — воскликнул Хжай.
— Только прошу: держись все время поближе ко мне, ладно? Я не смогу простить себе твою смерть.
— Да это я вас спасу от случайной стрелы!
С дальнего конца зала донесся оглушительный грохот, сменившийся галдежом.
Релин и его слуга, испуганные и встревоженные, вскочили, уставились в черноту перед собой.
Некоторые воины тоже поднялись, кто-то вытащил мечи из ножен, но большинство просто повернуло лица в ожидании.
Сердце тяжело ударило раз, второй, третий…
Шум усилился, в его какофонии не сложно уловить топот сандалий, звон мечей и рассерженные выкрики. Взгляд сфокусировался на тьме, попытался выловить хоть какие-то очертания того, что происходит впереди, — тщетно.
Наконец, арка осветилась десятком горящих факелов.
От увиденного по спине скользнула холодная волна страха.
Сотни рабов в окружении аккаратских слуг и солдат направляются сюда.
— Предательство… — прошептал потрясенный Хжай. — Мой господин, вам надо уходить!
— Куда? Мы в ловушке. Позади только внутренний двор, из которого нет выхода.