Панджшерский узник

Афганец смотрел на лежащего солдата с холодной задумчивостью. От его взгляда Азизову захотелось подняться и встать в полный рост. В лежачем положении было что-то зависимое и беспомощное. И ему удалось подняться в полный рост, даже не держась за стену.

— Ты подумал над тем, что тебе сказали? — отрывистыми фразами заговорил Ашрафи.

— Подумал, — ответил Саид, чувствуя, что земля у него постепенно уходит из-под ног.

— Ты принимаешь ислам?

— Я — свободный человек, я сам выбираю вероисповедание.

— Ты выбрал? — В голосе Ашрафи был только леденящий холод, в нем не было даже угрозы.

— Это мое личное дело, — отрезал Саид.

— Нет! Не твое. Ты ввязался в чужую войну, а значит, должен понимать, что здесь другие правила. Иди за мной!

Ашрафи пошел к двери, а Саид остался стоять, не в силах сдвинуться с места. Афганец оглянулся, а потом нетерпеливо что-то приказал своим людям. Двое моджахедов ворвались в камеру, схватили солдата и поволокли наружу. «Вот и все», — решил Саид. И ему стало так горько и обидно, что не успел он ничего в этой жизни. Даже девушке в любви не сумел объясниться. Даже сберечь жениха ее не смог, хотя и клялся в душе, что желает Лайло счастья. И отец…

Далеко его не потащили, всего несколько десятков метров вверх по террасе, а потом втолкнули в большую камеру-пещеру, посреди которой под потолком виднелись перекладина и какие-то стальные петли. Здесь сильно и резко пахло кровью. Темные пятна на камнях посреди пещеры зловеще поблескивали в свете огня, разожженного в углу очага. На стуле в углу сидел афганский солдат. Руки его были связаны впереди, один из моджахедов делал ему укол, двое держали вырывающуюся жертву. Меньше минуты солдат вырывался, а потом затих, и его голова свесилась на грудь, по подбородку потекла слюна.

— Смотри! — Ашрафи схватил Саида за воротник куртки и повернул лицом к пленнику. — Смотри, это называется «красный тюльпан». Смотри и думай о том, что если ты не согласишься на наше предложение, то с тобой сделают то же самое. На днях приедет съемочная группа. Ты на камеру расскажешь о себе, как попал сюда, о том, что добровольно, как и многие твои товарищи-таджики, перешел на сторону патриотов Афганистана. Скажешь, что принимаешь добровольно ислам и будешь сражаться с шурави. И предложишь другим таджикам и узбекам в Советской армии поступить так же. Понял?

Саид смотрел на Ашрафи, смотрел на афганского солдата на стуле, который свесился набок и упал бы на пол, если бы не двое охранников-палачей с засученными рукавами.

— А чтобы тебе думалось лучше, ты увидишь, что ждет тебя в случае отказа. Начинайте!

Приказ был адресован палачам. Они приподняли со стула одурманенного наркотиками пленника и подвесили его за связанные руки на крюк. Ноги пленника едва касались пола. Палачи быстро разрезали на афганце одежду, оголив его торс. Саид весь сжался. Ашрафи покосился на него подозрительно, потом кивнул двоим охранникам, и те, подойдя, цепко взяли советского солдата за руки и плечи.

Дальше стало происходить такое, что никак не могло уместиться в голове, в представлениях парня, учившегося в современной городской средней школе, в техникуме, выросшего в современном цивилизованном обществе. Палачи взяли кривые остро отточенные ножи и ловко стали подрезать кожу на животе подвешенного пленника, потом на боках, на пояснице. Обильно потекла кровь. Саид побледнел, он попытался отвести глаза, но охранники сжали его голову своими руками, как в тисках, заставляя смотреть только вперед, на пытку.

Саид попытался закрыть глаза, чтобы не видеть всего этого ужаса, но его стали бить, колоть ножами, заставляя смотреть. От боли и ужасного зрелища его стало мутить, он начал падать на непослушных ногах, но его посадили на стул и снова заставляли смотреть. Все мелькало перед глазами в кровавой пелене, когда кожу на пленнике стали отдирать и заворачивать вверх к голове. Еще несколько минут, и вся содранная кожа была завернута до головы, где ее связали коконом. Сплошное кровавое месиво висело на крюке. Саида стало выворачивать, тело содрогалось от рвотных позывов. Он вырывался с такой силой, что его не могли удержать двое сильных мужчин. И тогда его начали бить.

Саид сумел схватить стул и ударить одного из моджахедов, его опрокинули в угол, в сторону полетел какой-то столик, разбилось толстое стекло, загремела посуда, а потом один из душманов нечаянно опрокинул воду в очаг, и помещение стало заволакивать белым паром. Оглушенный, Саид упал лицом вниз, и перед его глазами вдруг блеснул осколок толстого стекла размером с ладонь и с острым краем. Саид накрыл его ладонью и сунул в рукав куртки. Он лежал, не шевелясь, прикидываясь потерявшим сознание. Ашрафи с проклятиями приказал вытащить этого шакала наружу, и его потащили за ноги под дождь. И тут он услышал, как кричит пленник, который стал выходить из наркотического дурмана. Саид даже представить не мог, что люди могут так кричать. Крики человека, сходящего с ума от нечеловеческой боли, который не в состоянии терпеть эти муки. Саид впервые слышал, как человек захлебывается своей болью.