Потом Саид настиг их и двоих завалил одной длинной очередью. Третий, в зеленой армейской куртке, прихрамывая, стал отходить к обрыву, поводя дулом автомата из стороны в сторону.
Саид вышел из-за укрытия и остановился, положив ствол своего автомата на сгиб локтя.
— Салам! Мы встретились с тобой, Имануло!
Афганец нажал несколько раз на спусковой крючок, но его магазин был пуст. Стиснув зубы, Имануло смотрел на смуглого таджика, который стоял перед ним.
— Кто ты такой? Меня знаешь?
— Я тот, Имануло, кто пришел спросить с тебя за смерть многих людей!
— За смерть неверных! — поправил афганец. — Аллах разрешил убивать их. Я — слуга Аллаха!
— Нет, Имануло, ты шакал! Аллах велел жить всем в мире и предаваться молитве. Аллах призывал любить ближнего своего. А ты всю жизнь совершал злые поступки, за которые тебя прокляли и мусульмане, и христиане, и атеисты. Ты не просто кровожадный зверь, ты садист, Имануло, и тебе нет места на этой земле…
Саид не успел договорить, как Имануло вдруг выдернул из-за ремня пистолет, но, оступившись, пошатнулся и вытаращил глаза от страха, когда его ноги поехали на каменной осыпи, потом взмахнул руками, ноги соскользнули, и он сорвался в пропасть. А пистолет так и остался лежать на склоне.
Азизов подошел к краю обрыва. Имануло держался окровавленными пальцами за крупный гладкий камень, и было видно, как камень выворачивается, медленно ползет под его весом.
«Символично, — подумал Саид, — что его руки в прямом и переносном смысле в крови!»
Наконец дрожащие пальцы Имануло соскользнули, и душман с криком полетел в пропасть.
Подбежавший Воротин глянул вниз, на дно обрыва, потом перевел взгляд на Саида, на лежащие на краю тропы автомат и пистолет и покачал головой. А затем сплюнул и проговорил:
— Ну и… собаке собачья смерть. За все грехи ему, за наших пацанов!
Саид кивнул и пошел по тропе назад, повесив автомат на плечо.
«Лайло, я отомстил! — думал он. — Я скоро приеду, и ты станешь моей женой. Теперь все! Моя война закончена…»