Пандем

Ему подсказал Пандем.

Глава четырнадцатая

Александра вернулась домой, чуть не качаемая ветром. Пятый по счёту Большой Фест длился десять дней и выпотрошил эксперта Тамилову до состояния пустой шкурки.

Всё началось первого июня в двенадцать по Гринвичу; миллион человек одновременно выпустили в небо каждый по лазерной «бабочке», и туристы, в эти дни битком набившиеся на орбитальные станции, вопили от восторга, наблюдая эффект сквозь обзорные иллюминаторы: «Смотрите! Живая! Она живая! Земля живая!»

Потом они – и с особым удовольствием дети – развлекались тем, что синхронно – миллион человек на шести континентах! – двигались, пели, танцевали. От этих песен носился ветер, от танцев подрагивала земля; Александра помнила своё состояние по предыдущим четырём Фестам – огромная площадь, заполненная народом, эйфория и невиданная, непохожая на алкогольную, внутренняя лёгкость… В этот раз она взяла с собой на «действо» не только молодожёнов Шурку и Вику, но и обоих племянников – десятилетнего Витальку и трёхлетнего Ромку. Виталька радовался, носился, как щенок по первому снегу; Ромка спокойно стоял рядом, и Александра не раз и не два спросила у Пандема, всё ли с ним в порядке.

«Он тоже радуется. Но по-другому. Темперамент…»

Первые три дня прошли, эйфория схлынула, и началась работа: конкурсы и рейтинги, а значит, напряжение и дрязги. Александра во главе своих экспертов намертво схлестнулась за влияние с ассоциацией «Trough» (компания энергичных австралийцев, в которую неведомо как затесался один британский филиал). Жестоко спорили о вкусах, высмеивали и поддевали друг друга, проводили своих претендентов на премию в обход претендентов чужих; по одной только комбинированной скульптуре было десять закрытых голосований и три переголосовывания. (Пандем, необычно молчаливый в эти дни, подсчитывал голоса мгновенно и точно). По ходу дела Александра узнавала о конкурсантах (и конкурентах) всё больше и больше – с подачи Пандема; к концу Феста они уже казались ей сборищем шумных и неудобных, но симпатичных в общем-то родственников.

Творческих открытий – без дураков открытий, а не «домашних радостей» – не было. Александру начинало это смутно тревожить.

– Чему ты удивляешься, – заявил бестрепетный Алекс, каждый вечер выходивший с ней на связь. – С окончанием мировых потрясений наступила эпоха скучающей посредственности… Ну, скрестить бульдога с носорогом. Ну, надеть на балерину хромокостюм. Ну, попрыгать всей планетой в каком-нибудь циклопическом хороводе… Это цирк, это аттракцион, но не искусство. Искусству нужны голод, холод, смерть и провокация.

– Конечно, – говорила она в ответ ласково. – Ну, разумеется, Сашка. Ты прав.

Фест закончился. Александра чуть не расплакалась, прощаясь с идейными противниками; впрочем, этот взрыв эмоций не помешал ей забыть их уже через час. Она вернулась домой вечером того же дня: Алекс встретил её затейливым блюдом, наполовину синтезированным, наполовину приготовленным вручную. Впрочем, оригинальность многослойного мясного рулета и его трудоёмкость Александра оценила не сразу, а лишь после деликатного напоминания Пандема: «Honey, ты же не сено жрёшь…».

– Сашка, ты чудо, – похвалила Александра, может быть, несколько суетливо.

– Да уж, – отозвался Алекс с кривой усмешкой. – Я решил переключиться на кулинарию… пока.

«Пан?!»

«И незачем так орать… Он бросил свою программу».

«Какого чёрта…»

«У твоего husband’а гвоздь в седалище, ты не заметила?»

«Ты его достал?»

«Я?! Помилуй, девочка, у меня доставалка до такой степени не выросла… Просто, пока ты делаешь культурку, твой благоверный активно живёт внутренней жизнью».

– Сашка, – сказала Александра вслух. – Ты что же… до сих пор психуешь?

Алекс промолчал.

* * *

Маленький синий купол был отлично виден с автострады. Ким проследил за ним глазами; освещённый солнцем, купол уплыл назад – не мелькнул, как крона большого дерева или погодный шпиль, а именно уплыл, не теряя достоинства.

Ким, сам не зная почему, притормозил. Потом и вовсе остановился; дал задний ход, и ездилка, не разворачиваясь – модель «Тянитолкай» – перестроилась на встречную полосу движения.

Купол снова приблизился – медленно, недоверчиво, так одичавшие звери подходят к человеку. Ким бросил машину на обочине, огляделся, нашёл лесенку-паутинку, ведущую с автострады вниз.

Ещё недавно здесь был посёлок, превратившийся теперь в район разлившегося, как море, двухэтажного города. Рядом строилась подземная автоматическая фабрика; от автострады до церкви оказалось идти дольше, чем Ким предполагал.

Над стройкой летал, подобно большому нетопырю, воздушный фильтр. Ловил и пожирал клубы чёрного дыма, нет-нет да и поднимающиеся над монтажным колодцем. В церковном дворе было зелено; за оградой росли непуганые, никем не ломанные вишни, и блестящие тёмные ягоды висели на уровне Кимовой груди.

Он замешкался на пороге. Запоздало удивился: а зачем я сюда?..