Палиндром

А ведь этот её вопрос звучит несколько интригующе и при нужном адвокатском рассмотрении мог бы дать великолепный повод Шиллингу, обвинить её в неверности. – Господа присяжные, – с перекошенным от переживаний лицом обратится к присяжным Шиллинг, – вы только правильно меня поймите. Я до последнего не верил всем этим слухам о неверности моей супруги. Не верю и всё тут! Но как только услышал от моей драгоценной супруги это признание в том, что на моём месте мог бы быть кто-то другой, то… О боже! Я и решился, и всё ради её счастья, дать ей возможность, меня не стесняясь, звать того, кого ей вздумается звать из-за своей спины.

Но сейчас на месте Шиллинга не Шиллинг, а Альцгеймер, который не держит на Ханну не только зла, но и в руках предусмотрительно включенного диктофона, чтобы было что в последствии на суде предъявить присяжным в качестве доказательства измены Ханны. А Альцгеймер проявляет благородство, нисколько не приврав, отвечая ей, что это я дорогая.

Против этого Ханна не только ничего не имеет против, как это захочет в будущем представить Шиллинг, а она даже рада, что её дорогой очень вовремя поспел домой. – Сама не знаю почему, – под красноречивое шипение масла на сковороде, с соответствующими смущающими вечно голодный разум запахами, с весельцой в голосе говорит Ханна, – захотелось мне тебя побаловать твоими любимыми оладушками. Ты столько меня о них просил, а я дура, всё ссылаясь на занятость, которой нету, откладывала это дело. Но ничего, сейчас я тебя порадую от души.

И тут Альцгеймер сам и не понял, как оказался на улице с мокрым лицом. И лишь когда ударивший в лицо ветер немного привёл его в чувства, а со стороны входной двери до него донесся всполошенный голос Ханны: «Ты куда пропал, дорогой?», – Альцгеймер вдруг осознал, как не просто сделать то, что хочет сделать Шиллинг.

Правда в этом Альцгеймер не решился себе признаться, а он, заслышав приближающийся к двери шум ног Ханны, по скорому приняв для себя ещё одно решение: «Как это всё не ко времени», – тут же бросился наутёк (как будто он не знает, что такого рода решения всегда не ко времени).

А ведь Альцгеймер рассчитывал на лёгкий поход, где не будет всех этих семейных приватностей, которые ввергают в сомнение человека и мужа в одном лице, бесповоротно принявшего решение отказаться от прежнего образа своей жизни, полного мелких семейных радостей и прочувствованных поступков, где тебя иногда понимают с полу слов, а ещё чаще без слов. А он ждал, что его на пороге истощающего богатство дома, а не на кухне какого-нибудь уютного семейного гнёздышка, встретит Её величество высокомерие, у которой аж щёки с треском лопаются от её великодушия, которое она проявила к вам, не спустив на вас всех своих доберманов, а ещё слушает. А с такой итак понятно, что разговор короткий. А ещё становится всё понятно за Шиллинга, который непонятно как ещё столько в мужьях у этой стервы задержался.

Но тут, как выясняется, ничего подобного нет, и Альцгеймера ждёт самый обыкновенный случай, к которому он, из-за его самой обычности, вдруг оказался совсем не готов. – Хотя, возможно, что не всё так плачевно. И супруга Шиллинга не стол грешна своей простотой. – Подумал Альцгеймер и как заправский адвокат, в которого он так незаметно для себя вдруг переклассифицировался (в чём нет ничего удивительного, он как конгрессмен занимается законотворчеством и ему близка вся эта юриспруденция), спросил Шиллинга. – Для того чтобы понять, что нам ждать и к чему готовиться в будущем, я хотел бы знать круг общения твоей супруги. – На что Шиллинг задумывается, и как по его лицу видно, то пришедшие ему в голову мысли совсем ему не нравятся. Ну а когда он озвучил то, что ему пришло на ум, а вернее то, что он вспомнил о своей супруге, то Альцгеймер понял, почему ему это всё надуманное не понравилось.

– Круга так такового нет. – Сказал Шиллинг. И хотя начало было неплохо, Альцгеймер уже догадывался, что только начало и не плохо. – Ханна по своей натуре домашний человек. – С какой-то удивительной мягкостью это сказал Шиллинг, что Альцгеймер опять не на шутку встревожился. – И если с кем и общается, то только с первой леди. – Ну а этого сообщения Шиллинга хватило, чтобы Альцгеймер впал осадок при виде этой не пробивной недалёкости или наивности Шиллинга. – Да как он не понимает, что одного этого достаточно, чтобы их брак был счастлив и крепок, как минимум, до конца президентского срока. – Альцгеймера даже передёрнуло оттого, что Шиллинг не понимает такой очевидности, и как результат, не видит своего счастья в семейной жизни.