Палиндром

– А теперь к делу. – Придвинувшись к столу, сказал Маккейн, тем самым склонив к столу и всех остальных, правда за секундным исключением Коконова, который поначалу хотел выказать себя за волевую, неподатливую стадному чувству личность. Но быстро сообразив, что он так может всё самое интересное пропустить мимо себя, и сам склонился, вначале к столу, а затем, почти одновременно с первым действием, к тому, чтобы слушать.

Глава 19

Знакомые всё лица

– Что это? – несколько удивлённо спросил вице-президент Шиллинг господина Мюллера, протягивающего ему некий свёрток, чей затрапезный вид, несмотря на свой небольшой размер, не то что не внушал доверия, а его и в руки брать не было никакого желания. Ну а этот Мюллер, не считаясь с эстетикой вида этого свёртка, а вернее её отсутствием, берёт и протягивает его Шиллингу. Да так настырно, что Шиллинг и не успевает заметить, как этот свёрток уже у него в руках. После чего он, не спеша его разворачивать, взглядом недоумения глядя на Мюллера, спрашивает того о его целеназначении.

Но этот Мюллер такого рода церемонный человек, что он ни в какую первым не вынесет суждение о рассматриваемом предмете, прежде чем за него это не решит сделать человек находящийся на более высокой ступеньке в рангах о табелях. Так что ты быстрее нарвёшься от него на грубость, нежели на внятный ответ. Что и сейчас продемонстрировал Мюллер, вместо внятного ответа ответив грубостью.

– Разверните и увидите. – Говорит Мюллер и начинает демонстративно снимать с рук перчатки, которые он, как только сейчас понял Шиллинг, не снимал не оттого, что его рукам было холодно или там у него на руках были выколоты неприличные татуировки, а он так сказать, предохранял себя от… – Вот чёрт! – ахнул про себя Шиллинг, сопоставив вид свёртка в своих руках и перчатки в руках Мюллера. – Да я, как минимум, отделаюсь испачканными руками. – Бросив взгляд на свои уже не такие белоснежные руки, Шиллинг много о чём пожалел, но всё же об этом не стал распространяться.

А он, положив этот свёрток на свой рабочий стол, куда между прочим и Мюллер мог бы положить его, и не нужно было непременно всучивать свёрток ему в руки, затем посмотрел на лица присутствующих в его кабинете людей, – здесь окромя упомянутого Мюллера, находился советник по нацбезопаснсоти Болтан, исключительный советник, пан Паника, конгрессмен Альцгеймер, конгрессмен Ролекс и ещё некая серая личность, чьё имя у всех вызывало большой интерес в виду его неизвестности, – и принялся разворачивать этот свёрток. Который на поверку оказался всего лишь листом бумаги из плотного материала.

И не успел вице-президент Шиллинг хотя бы поверхностно ознакомиться с содержимым этого помятого листа бумаги, который из себя вроде бы представлял какой-то рисунок, как он уже повторно задаётся всё тем же вопросом. – И что это? – спрашивает Шиллинг Мюллера, впрочем, глядя не на него, а на рисунок перед собой.

– Это то, в каком свете нас всех видит сэр Рейнджер. – Посматривая на Шиллинга и одновременно на рисунок, с ехидной улыбкой на устах говорит Мюллер. Ну а стоило ему в таком ключе упомянуть имя сэра Рейнджера, как всем присутствующим в кабинете Шиллинга людям, вдруг чрезвычайно интересно стало посмотреть на то, что там сэр Рейнджер изобразил. Для чего все эти упомянутые господа оставляют свои прежние места, кто на стуле, а кто удобное место у окна, и, стараясь быть незаметным для всех остальных, что надо признать, ни у кого не выходит (а вот для себя незаметным быть, выходит), подбираются к столу вице-президента и, окружив его со всех сторон, принимаются к изучению этого рисунка, по словам Мюллера, под авторством сэра Рейнджера.

Ну а на сам этот рисунок, несмотря на весь минимализм используемых для его рисования инструментов – он выполнен карандашом – был выполнен на достойно высоком уровне и действительно заслуживал к себе внимание этих господ. Да хотя бы потому, что на нём каждый из них нашёл себя. А как нашёл, то сразу обмер в непонимании …Скажем так, самых очевидных вещей – каким образом, он оказался там, среди всех этих изображённых на рисунке людей. И одно хорошо, так это то, что каждый из обнаруживших себя на этом рисунке людей, а это были все без исключения (что не факт) присутствующие здесь и сейчас у стола Шиллинга люди, не стал вслух интересоваться фактом своего присутствия на рисунке.