И в тот миг, когда последний двойник обрёл плоть, по внедорожнику резанула автоматная очередь. Выстрелы получились почти бесшумными — головорезы Девяткина использовали мощные глушители, — но стёкла у внедорожника вылетели, а один из двойников молча прижал руку к отстреленному уху. Само ухо упало на асфальт и развеялось лёгким дымком.
— Ложись! — крикнул Барадьер и повалил нерасторопного Обузу на землю, спасая от следующей очереди.
— Они стреляют! — взвизгнул букинист.
— Странно, да? — округлил глаза наёмник. — Кстати, будешь должен за ремонт машины.
Следующая очередь пробила оба колеса по левому борту, и внедорожник стал медленно прижиматься к земле. Двойники стремительно перемахнули через ближайший забор и растворились. Но Виссарион, говоря откровенно, этого не заметил.
— Времени мало, — прошипел Барадьер, тряся Обузу за шиворот. — У этих придурков глушители на автоматах, но рано или поздно соседи увидят трупы…
— Какие трупы? — удивился Виссарион. — Копии же исчезают.
— Вот эти трупы!
Барадьер выхватил пистолеты — их у него оказалось два, — выскочил из-за машины и принялся стрелять с двух рук, совершенно игнорируя или же попросту наплевав на вооружённых врагов. А те… Головорезы Девяткина не ожидали такой дерзости от запертого за внедорожником противника и не успели укрыться. Или же Барадьер стрелял настолько хорошо, что у них не было шансов — не важно. Важно то, что наёмник завалил двух врагов, одного с правой руки, другого — с левой, и бросился вперёд, призывая Виссариона последовать его примеру.
— За мной!
Обуза побежал и уже на ходу мысленно согласился с наёмником: два валяющихся на улице мужика в чёрных комбинезонах наверняка привлекут внимание соседей.
— Задаёшься вопросом: что я тут делаю? — на бегу поинтересовался Барадьер.
— Да, — не стал отрицать Виссарион, одной рукой придерживая шляпу, а другой сжимая портфель.
— Ответ есть?
— Нет.
— Так всегда бывает, — сообщил наёмник, прижимаясь к забору Бергера слева от калитки. — Побеждаешь ты в драке или проигрываешь, рано или поздно появляется вопрос: какого чёрта я рискую?
Он резко распахнул калитку и тут же вновь укрылся за бетонным забором. По асфальту защёлкали пули.
— Нервы у них шалят.
— Нам бы внутрь, — напомнил Обуза.
— Успеем.
— Мы чего-то ждём?
— Моих двойников, идиот, — рассмеялся наёмник.
И в подтверждение его слов внутри дома началась стрельба.
— Пора! — решил Барадьер, но шагнуть не успел: Девяткин бросил гранату.
Что было дальше, Виссарион помнил плохо.
Запаниковавший из-за прорыва двойников Девяткин бросил гранату, она завертелась на асфальте, обещая скорую смерть, но быстрый Барадьер наподдал ей ногой хорошим футбольным ударом, и граната взорвалась за оградой дома напротив, обрушив оконные стёкла и разнеся какие-то хвойники. Удивиться, огорчиться или растеряться Обуза не успел — наёмник помчался внутрь, и Виссарион последовал за ним, механически фиксируя обрывочные эпизоды происходящего.
Барадьер стоит в холле и стреляет.
Другой Барадьер выскакивает из кухни, там есть чёрный ход. Другой Барадьер в крови, но не обращает на раны внимания, потому что другой Барадьер — копия. Он потерял оружие и взял на кухне нож.
Кто-то кричит.
Со второго этажа падает человек в чёрном. Кричал он.
Барадьер продолжает стрелять вверх, целясь в того, кто засел на лестничной площадке.
Копия дерётся с человеком в чёрном комбинезоне. На ножах. У них нет другого оружия. Человек в чёрном комбинезоне режет копии горло. Копия исчезает.
Барадьер резко поворачивается и стреляет.
У человека в чёрном комбинезоне на лбу распускается красный цветок.
Сверху прилетает автоматная очередь, и Барадьер теряет пистолет из левой руки.
— Остались только мы! — кричит сверху невидимый мужчина.
Выстрелов больше нет, и Барадьер бежит наверх. Виссарион поднимается следом и видит катающихся по площадке второго этажа мужчин. Они рычат. Они сражаются, потому что им заплатили. Они увлечены друг другом и не обращают внимания на букиниста. Виссарион открывает одну дверь и видит спальню, открывает вторую и оказывается в студии.
Галя почти умерла.
Она позирует, сидя на кубе, но бледна настолько, что её прозрачности позавидовала бы даже медуза. От Гали остались одни глаза — яркие, огромные, испуганные… Виссарион смотрит в её глаза и понимает, что остались считаные секунды.
Галя почти умерла.
А Бергер лихорадочно дописывает картину. Воняет горячими красками. Кисть летает по холсту, стремительно заканчивая образ прелестной девушки, хозяйки роскошного и неприступного зáмка, застывшего на берегу тёплого моря.
Зáмок заливают солнечные лучи.
— Остановись! — кричит Обуза.
Бергер не отвечает.
Галя почти умерла.
— Остановись!
Рядом с Обузой появляется Барадьер, оценивает ситуацию и молча поднимает пистолет.
Снизу слышен топот тяжёлых ботинок.
Барадьер стреляет. Виссарион подбегает к девушке, хватает её за руку и тянет, отчаянно тянет в День, не отрываясь, глядя в её огромные, прекрасные глаза. Тянет, потому что искренне считает, что так будет лучше.
— Знаете, что это было? — спросил дьяк-меченосец, глядя на недописанную картину.
— Ваша мечта?