Затем достал из шкафа тубу с особыми кисточками и ящик с особыми красками.
Через два часа картина для дьяка-меченосца Лаврича будет закончена.
Сначала Виссарион думал поймать такси, но потом вспомнил, что из себя представляют будничные московские пробки, учитывая, что половину центральных улиц как перекопали в июне, так до сих пор и не вернули в нормальное состояние, вздохнул и направился к станции метро «Китай-город», решив добраться до окраины под землёй и уже там пересесть в такси.
Но, закрывая магазин, Обуза неожиданно для себя понял, что совершенно не представляет свои дальнейшие действия. Вот доберётся он до особняка Бергера, дальше что? Позвонить в дверь и попросить прекратить безобразие? Попытаться проникнуть тайно? Но как? Через забор? А удобно ли? Кстати, его пропустят на территорию? Посёлок наверняка охраняется… Или тоже через забор? А вдруг дьяк-меченосец приставил к Бергеру охрану, которая надерёт настырному букинисту его большие уши и вышвырнет прочь?
В книгах про героев, которые Обуза изредка почитывал, подобные проблемы решались просто — героями. Но букинист себя таковым не чувствовал. Ему требовалась поддержка. Как модно говорить: силовое сопровождение. Но кто рискнёт связаться с Лавричем?
Растерявшись, Виссарион замер у закрытой двери магазина и не сразу услышал оклик:
— Привет!
Повернулся, среагировав не на слово, а на звук, сосредоточился, услышал повторное:
— Привет!
Сфокусировал рассеянный взгляд на плотном мужчине в чёрном костюме и улыбнулся:
— Барадьер?
— Привет, ушастый, — в третий раз поздоровался тот. — Как дела на литературном поприще?
— Перестань называть меня ушастым!
— А какой ты?
Обуза открыл было рот, собираясь насмерть разругаться с нахалом, но неожиданно понял, что рядом с ним стоит один из лучших бойцов Отражения, и грустно сообщил:
— Мне нужна помощь.
Этим он профессионального наёмника не удивил.
— Серьёзная? — деловито осведомился Барадьер.
— Серьёзнее некуда.
— Кто в игре?
— Дьяк-меченосец.
— Ого! Что же ты не поделил с Лавричем?
— Всё сложно, — Обуза с сомнением потрогал свою шляпу, подумал, снял её и принялся мять в руке. — Как-то всё запуталось неожиданно.
— Обычно в делах с этой говорящей танкеткой всё предельно ясно, — рассмеялся Барадьер. — Ответь на такой вопрос: ты с ним воюешь или щемишь его интересы?
— Щемлю интересы, — после паузы определил Виссарион.
— Тогда можем договориться.
— Правда? — Разрешение чудовищной проблемы произошло так быстро, что Обуза вновь растерялся. На этот раз — от радости. — Тебе не страшно связываться с дьяком?
— Первородные только порадуются, если я щёлкну по носу органика, — успокоил букиниста наёмник. — Вопрос в другом: что мне с тебя, с идиота, за это потребовать?
— Я не идиот.
— А кем нужно быть, чтобы связаться с Лавричем? — осведомился Барадьер.
— Идиотом, — уныло признал Виссарион.
— Что и требовалось подтвердить, — рассмеялся наёмник. — Так чем заплатишь?
— А что тебе нужно?
— Книга Жизни.
Обуза хрюкнул от неожиданности. Барадьер улыбнулся, пока — почти дружески. И мужчины с минуту смотрели друг на друга.
— С чего ты взял, что она у меня? — пролепетал Виссарион, нервно теребя шляпу.
— С того, что ты безнадёжный романтик и дурак, — ответил наёмник. — После смерти Элизабет Авадонна приказал мне обыскать дом, но я не нашёл Книгу Жизни. Я сделал вывод, что меня опередили, и объявил книжникам Отражения, что жду продавца. Мне ответили все, кроме тебя. Трудно было электронное письмо набросать?
— Забыл, — убито признался Обуза.
— Вот и я о том, — хмыкнул Барадьер. — Ты идиот.
— Знаю. — Букинист надел шляпу, но тут же вновь её снял. — Ты поэтому стал за мной ходить?
— Да.
— И поможешь мне спасти девчонку?
— Да, — повторил наёмник. — Я ведь пообещал.
— Мог бы просто отнять, — буркнул Виссарион.
— Пять Книг требуют уважения, — серьёзно ответил Барадьер. — Их отнимают в крайних случаях, только если нет возможности договориться.
А у него возможность была, и наёмник предложил честную сделку: величайшая драгоценность против жизни девчонки. Выбирай, книжный червь, не ошибись.
— Это будет опасное предприятие, — пробормотал Обуза.
— Можно подумать, меня на детские утренники зовут, — хмыкнул Барадьер. И взял букиниста за рукав. — Пошли, ушастый, машина за углом. По дороге расскажешь, что и как.
— А книга?
— Отдашь, когда всё закончится.
Этого звонка дьяк-меченосец ждал со смешанными чувствами.
С одной стороны, он помнил каждое слово Бергера и соглашался с тем, что мечта не имеет отношения к реальности и лучше получить идеал, чем оригинал, медленно тускнеющий в повседневности. С другой… С другой стороны, Лаврич хорошо помнил свои чувства. Томление сердца. Боль от того, что они ещё не вместе.
Эта девушка…
«Бергер сказал, что я превращу её в куклу… А кем сделает её он? Мечтой?»
Отпустив Ковригина, Лаврич принялся в беспокойстве бродить по кабинету, бормоча себе под нос «pro» и «contra» происходящего, и телефонный звонок стал для него рубежом. Несколько долгих секунд дьяк смотрел на подавшую голос трубку, затем нажал кнопку ответа и приказал:
— Докладывай.