Отныне и навсегда

— Мне проще будет работать с вами и с эскизами одновременно. Можете ненадолго расслабиться, пока я подготовлю глину, — проходя мимо Аллины, он задумчиво коснулся рукой ее плеча и остановился как вкопанный. — Боже, вы замерзли! Почему же не сказали об этом?

Аллина медленно повернулась к нему:

— Я не обратила на это внимания.

— Я не подумал о том, чтобы разжечь очаг, — рука Конэла скользнула по ее спине, обводя пальцами лопатку там, где должны были расти воображаемые им крылышки. — Сейчас я зажгу его, — продолжая говорить, Конэл наклонялся к Аллине, не отрывая от нее глаз. Ее губы раздвинулись, и он ощутил ее неровное дыхание.

Словно проснувшись, он отпрянул назад, поднял руку, а затем отвел ее подальше.

— Я сказал, что пальцем вас не трону. Простите, я сожалею, что изменил своему слову.

Радость, волной поднимавшаяся в ее душе, замерла, а затем исчезла, когда Конэл двинулся прочь, чтобы взять с раскладушки одеяло.

— Очень жаль. Жаль, что вы сожалеете об этом.

Он стоял с одеялом в руках, между ним и Аллиной был стол — и ему казалось, что он тонет. Сейчас в ней не было робости, не было застенчивости. Теперь она была настойчива и обещала счастье.

— Мне не нужна эта тяга к вам. Вы понимаете?

— Вы хотите, чтобы я сказала «да», — она была полностью обнажена, поняла вдруг Аллина. Обнажено было не только ее тело, обнажена была душа. — Было бы намного проще, если бы я сказала, что понимаю вас. Но это не так, и я не понимаю. Мне нужно это, Конэл. И мне нужны вы.

— В другое время и в другом месте, — пробормотал Конэл, — не нужно было бы никакого понимания. В иное время и в ином месте я бы тоже этого хотел.

— Но мы находимся здесь, — ответила Аллина спокойно, — и сейчас. Все зависит от вас.

Он хотел быть уверенным, хотел точно знать, что это только ее желание.

— Снимите, пожалуйста, это.

Аллина подняла руку к амулету, ее последней защите. Не сказав ни слова, она сняла цепочку, подошла к столу и положила на него амулет.

— Вы думаете, что без него я буду испытывать другие чувства?

— Теперь между нами нет никакого волшебства. Теперь мы остались сами собой, — Конэл шагнул к ней и накинул на ее плечи одеяло. — Все зависит и от вас, Аллина. У вас есть право сказать «нет».

— Тогда… — Аллина положила руки ему на плечи; ее губы были так близко, что Конэл чувствовал ее дыхание. — У меня также есть право сказать «да».

Она подошла ближе, позволив соприкоснуться их губам и телам. Она позволила одеялу упасть на пол и обняла Конэла.

Она отдавалась ему целиком и навсегда, одаривая своей любовью, которая неожиданно родилась в ее сердце. Ее губы соблазняли, руки дарили ласку, а тело обещало блаженство.

Все зависело от него. Она сделала свой выбор, но он должен был сделать свой. Оторваться от Аллины, отступить назад и отказаться. Или прижаться к ней плотнее и принять ее предложение. Прежде чем подчиниться зову крови, прежде чем жар и вожделение окончательно овладели им, Конэл взял ее лицо в ладони и вновь посмотрел ей в глаза.

— Никаких обещаний, Аллина.

Для него это было нелегким испытанием. Аллина видела его затуманенные глаза, полные тревоги, и сказала то, что, как она надеялась, должно было успокоить Конэла. К тому же это было правдой:

— И никакого сожаления.

Его пальцы скользнули по ее лицу, обводя его столь же умело, как он рисовал это лицо на бумаге.

— Тогда иди ко мне.

Раскладушка была узкой и жесткой, но казалась ложем, устланным лепестками роз, когда они легли на нее. Воздух был прохладным и все еще влажным после шторма, но Аллина ощущала лишь тепло, когда тело Конэла накрыло ее собственное тело.

Наконец-то.

Он знал, что у него большие, грубые и мозолистые от работы руки. Но с Аллиной он не будет грубым, он не будет торопить время, которое они дарят друг другу. Поэтому Конэл нежно ласкал ее, наслаждаясь прикосновением к телу, которое он рисовал. Длинные руки, длинные ноги, узкое тело и мягкая белая кожа. Ее вздох прозвучал словно песня, а его имя было в ней словами.

Аллина стянула с него свитер. Когда плоть соприкоснулась с плотью, девушка вновь вздохнула, вновь шептала его имя, прижавшись к его шее и ощущая биение его сердца. Только этим она уже дарила ему наслаждение, в котором он отказывал себе. И всю нежность, которая была в нем, Конэл дарил ей в ответ.

Аллина приподнималась и извивалась под его телом, словно они вместе танцевали этот танец всю свою жизнь. Она то двигалась ему навстречу, то отдалялась от него, ее движения ускорялись… И ее неровное дыхание казалось Конэлу его собственным.

Ее тело пахло мылом, губы на вкус были свежими, как весенний дождь.

Конэл смотрел, как она взмывает к небу, вновь став феей, паря, раскинув длинные крылья. Когда тело Аллины выгнулось, она открыла глаза и встретилась с ним взглядом… И улыбнулась.

Никто еще не дарил ей так много и не показывал ей, как много может дать она сама. Ее тело трепетало сладостной дрожью, а в сердце росла безграничная радость, радость человека, нашедшего свой дом.