Отныне и навсегда

— Он составил мне прекрасную компанию. Мне было очень уютно и я чувствовала себя в полной безопасности, когда вечером он свернулся клубочком рядом с кроватью.

— Хью покинул меня ради прекрасной девушки, — Конэл сел, а затем поймал Аллину за руку:

— А где ваша тарелка?

— Я уже перекусила. Я оставлю вас, чтобы вы могли спокойно позавтракать. Мой отец терпеть не мог, когда я утром отвлекала его болтовней. Я пока развешу выстиранное белье.

— Я не ваш отец. Присядьте, пожалуйста! — Конэл подождал, пока девушка села, и впервые заметил, как она нервно переплела пальцы рук. С чего бы ей нервничать? — Аллина, вы считаете, что я жду, чтобы вы так обслуживали меня? Готовили, накрывали на стол и убирали?

— Нет, разумеется, — в ее голосе и взгляде уже не чувствовалось прежнего воодушевления. — Я переборщила. Со мной всегда так бывает. Я просто не подумала…

— Я не это имел в виду. Вовсе не это, — наблюдательный взгляд Конэла — неотъемлемая часть его таланта — отметил, как поникли ее плечи, как напряглось тело. — Чего вы от меня ждете? Нотаций? — покачав головой, он принялся за еду. — Ваши родственники сделали все, что от них зависело, чтобы подмять вас, верно? И почему это люди всегда так отчаянно стремятся навязать другим свое мировоззрение, свой образ жизни? Я всего лишь хочу сказать, что вы вовсе не обязаны готовить мне еду и мыть мою ванну. Пока вы здесь находитесь, занимайтесь тем, что доставляет вам удовольствие.

— Думаю, мне это доставило удовольствие.

— Хорошо. От меня вы претензий не дождетесь. Уж не знаю, что вы умудрились сделать с этим омлетом — разве что заколдовали его.

Аллина вновь расслабилась.

— Добавила тимьяна и укропа с вашей заброшенной грядки. Если бы у меня был собственный дом, я посадила бы вокруг зелень и разбила сад, — представляя себе эту картину, она задумалась. — Я выложила бы камнем дорожку через сад и поставила там скамеечку, чтобы можно было просто остановиться, присесть и полюбоваться деревьями. Было бы прекрасно, если бы поблизости была вода, чтобы можно было слышать ее шум — так, как это было прошлой ночью. Глухие удары, будто стук взволнованного сердца.

Она отвлеклась от представленной картины и заметила, что Конэл пристально смотрит на нее.

— Что? Ой, я опять увлеклась, — Аллина начала было вставать, но он снова остановил ее.

— Пойдемте, — Конэл встал и помог подняться Аллине.

— А посуда?..

— Посуда подождет. А я ждать не могу.

Утром он уже начал делать набросок. В его мыслях работа была почти закончена, и излучаемая ею энергия переполняла Конэла, поэтому он быстрым шагом вышел из дома и направился к студии. Аллине пришлось бежать, чтобы поспевать за ним.

— Конэл, подождите! Я никуда не пойду!

Не обращая внимания на возражения, он распахнул дверь.

— Станьте у окна!

Она уже зашла, ее глаза были широко раскрыты и полны восхищения:

— Вы художник! Это замечательно! Вы — скульптор.

Помещение было таким же просторным, как гостиная в доме, но более загроможденным. В центре студии стоял рабочий стол, на котором лежали инструменты, куски камня и горшки с глиной. Там же валялось несколько альбомов для эскизов. Полки и столики поменьше были заставлены образцами его работ — скульптурами загадочных, волшебных существ, которые танцевали или парили в воздухе.

Голубая русалка расчесывала свои волосы, сидя на камне. Белый дракон извергал пламя из пасти. Маленькие феи кружились в хороводе, их лица были лукавыми. Волшебник в рост человека со скорбным лицом простирал вверх руки.

— Они такие живые, такие яркие! — Аллина просто не могла удержаться, она должна была прикоснуться к ним. Девушка провела пальцем по волнистым волосам русалки. — Я уже видела ее когда-то, — прошептала она. — Не совсем такую, но ощущение было таким же, и та статуя была выполнена из бронзы. В художественной галерее в Нью-Йорке.

Аллина взглянула на Конэла, нетерпеливо листавшего альбом для эскизов:

— Я видела вашу работу в Нью-Йорке. Вы, наверное, известный скульптор!

Он что-то проворчал в ответ.

— Мне хотелось купить ее, эту русалку. Но я была с мамой и не смогла этого сделать, потому что она сказала, что я не могу позволить себе такую покупку. На следующий день я вернулась в галерею, потому что статуя не выходила у меня из головы, но ее уже продали.

— Станьте у окна и повернитесь лицом ко мне.

— Это было два года назад, и с тех пор я несколько раз вспоминала о ней. Разве не поразительно, что это была именно ваша работа?

Ругаясь себе под нос, Конэл подошел к ней и потянул к окну.

— Поднимите голову, вот так. Так и стойте. И стойте тихо.

— Вы собираетесь рисовать меня?

— Нет, я строю здесь лодку! Разумеется, я собираюсь вас рисовать! А теперь, черт возьми, помолчите хотя бы минуту!

Она закрыла рот, но не смогла удержаться от улыбки. И это, подумал Конэл, было как раз то, что нужно: чувство юмора, энергия, нескрываемая радость.