Отныне и навсегда

— Он принадлежит тебе, — твердой рукой, словно бросая вызов судьбе, Конэл надел амулет ей на шею. — Вот, оденься, а то замерзнешь.

Аллина натянула свитер, а затем присела, чтобы сложить раковины на одеяло.

— Я люблю тебя, Конэл, с амулетом или без него. А поскольку я счастлива от этой любви, ты не должен беспокоиться.

Она встала.

— Ты только не испорти все, — прошептала она. — Давай жить сегодняшним днем, а потом будем думать о завтрашнем.

— Ладно, — Конэл взял ее руку и прикоснулся губами к ее ладони. — Я все-таки даю тебе обещание.

— Я его принимаю.

— Сегодняшний день всегда будет для меня самым лучшим — так же, как и ты.

7

Аллина отыскала старые джинсы Конэла, нашла моток потертой веревки и принялась работать ножницами. Обрезанные джинсы, грубый пояс и мешковатый свитер наводили на мысль о том, что она потерпела кораблекрушение и оказалась на необитаемом острове. Однако такая одежда ей не нравилась.

Поскольку Конэл настоял на том, что на этот раз он сам заварит чай, Аллина стала развешивать выстиранное белье. И погрузилась в мечты.

Все может быть именно так, подумала она. Долгие, замечательные дни, проведенные вместе. Конэл будет работать в своей студии, а она — хозяйничать, ухаживать за садом… и, конечно, за детьми, когда они появятся.

Она покрасит ставни и это черное крылечко. Она посадит деревья перед домом, посадит розы — только розы! — и они будут тянуться вверх, переплетаться и разрастаться… И каждый раз, когда Аллина будет заходить в дом, это будет похоже на путешествие в сказочный мир.

Все это стало бы сказкой для нее — отныне и навсегда.

Разумеется, им пришлось бы достроить комнаты для детей. Аллина воображала себе второй этаж с мансардными окнами. Еще одна ванная, просторная кухня, но ничего такого, что испортило бы это замечательное ощущение «дома у моря».

Она будет готовить превосходные блюда, окна засверкают чистотой, она вышьет для них занавески и они будут трепетать от морского ветра.

Аллина остановилась, развешивая простыню. Ее мать пришла бы в ужас. «Для такой работы нужно нанимать других людей, потому что ты должна заниматься своей карьерой. Ты же профессиональная…»

Конечно, все это просто фантазии, сказала себе Аллина, опуская пониже веревку. Ей придется как-то зарабатывать на жизнь. Но она будет беспокоиться об этом позже. А сейчас Аллина хотела наслаждаться минутами, которые вызывают дрожь во всем теле, страстным желанием любить и быть любимой.

Им принадлежит сегодняшний день… и завтрашний тоже. Что бы ни случилось, она не будет жалеть об этом.

Развесив белье, Аллина отступила назад, подняла корзину, прислонив ее к своему бедру. Она увидела Хью, который гордо и медленно спускался с холма.

— Стало быть, ты решил вернуться домой. Что это? — глаза девушки расширились, когда она увидела, что собака принесла в своей пасти. — Моя сумка!

Аллина уронила корзину и бросилась к псу. А Хью, желая поиграть, принялся бегать вокруг девушки.

Конэл все видел. Он приготовил чай и как раз собирался позвать Аллину. Теперь он просто стоял на пороге и смотрел.

Простыни хлопали, словно паруса на ветру. Конэл ощутил их свежий влажный запах, аромат розмарина и мелиссы с грядки, которую Аллина выполола этим утром. В воздухе звенел ее смех, звонкий и счастливый, когда она гонялась за псом.

Его старые потертые джинсы были для нее велики, хотя Аллина обрезала их выше щиколоток. Она закатала и подтянула рукава свитера, но сейчас они вновь развернулись и покрыли ее руки. Аллина была без обуви.

Смотреть на нее было сплошным удовольствием. Как же так получилось, задался вопросом Конэл, что в его жизни давно уже не находилось места радости? Тень его судьбы становилась все более длинной с каждым годом… И он стоял в этой тени, подумал Конэл, убеждая себя, что теперь он вышел из нее.

Он не позволял никому прикасаться к себе; единственное, что имело для него значение, это его работа. Он отдалился от своего отца, от своего дома. Это был его собственный выбор и его право. И теперь, глядя, как Аллина играет с большим псом, перетягивая канат, на дворе, залитом солнечным светом и завешенном простынями-парусами, он впервые задался вопросом, чем же он обделял себя все это время.

Однако чего бы он не лишился, она была здесь.

Амулет был здесь.

И солнцестояние приближалось.

Он не мог противиться этому, не мог этого отрицать. Как бы ни взывала к его сердцу эта женщина, именно он, Конэл, в конце этого самого длинного дня в году определит свою собственную судьбу.

Его дальнейшую судьбу определит не волшебство, а его собственная воля.

Конэл увидел, как Аллина дернула, а Хью выпустил то, что сжимал в зубах. Она качнулась назад, прижимая что-то к груди, и упала. В мгновение ока Конэл выбежал из дома и был во дворе.

— Ты не ушиблась? — он отдал псу резкую команду на кельтском языке, и Хью виновато отошел.

— Конечно, нет! — Аллина начала подниматься, но Конэл уже прижимал ее к груди, гладил, шептал что-то на непонятном ей языке, звучащее просто замечательно, звучащее любовью. Ее сердце сжалось в груди. — Конэл…