Отец моего врага

— Нет! — отмахнулась я, гневно складывая руки на груди. — Мне не нужно копать глубоко в тему, верно? Заучу текст, поверхностно… И дело с концом. — Прохор Германович молчал, будто из уважения. Я понимала, что стой на моем месте кто-то другой — даже слушать бы не стал, и очень ценила это доверие. Он явно хотел мне довериться, что ломало его жизненные устои, сформированные годами. — Прошу вас! Обещаю, что справлюсь! Лучше плохая презентация хорошей работы в этом году, чем никакая вообще!

Видимо, последний аргумент сработал, и Прохор Германович отправился за распечатанной копией материала. А внутри меня сработал тот самый триггер, который включался на полную мощность каждый раз, когда кто-то говорил, мол, я что-то не могу и не умею. Я должна была выучить все! Лучше всех! Поразить каждого!

Прохор Германович осторожно положил мне на колени папочку, ожидая реакции. Я же как можно равнодушнее прочитала в слух слова, которые видела впервые в своей жизни:  — "Разбор калибровочно-кинетической слоистой иерархической модели цилиндрических оболочек на примере ткани Полисциаса." — глаз мой нервно задергался, зрачки расширились, а пальцы затряслись. Нервно сглотнув, я натянула вымученную улыбку и показала прищуренному ректору палец вверх: — Класс, ерунда! Это что-то про одежду?

Оказалось, нет — увы и ах. По факту, наш ректор умудрился написать первую в мире физико-математическую работу на основе медицинских исследований. Объяснил сложный процесс на примере роста и развития обычного растения!

Звучало это странно, абсурдно и непонятно, но я искренне старалась вникнуть хотя бы в ту поверхностную презентацию, что требовалось представить комиссии.

«Опрос будет через две недели, — обрадовал меня Прохор Германович, — когда все изучат работу и выделят интересующие моменты. Твоя задача — заучить текс на пять минут и рассказывать его так, словно придумала на ходу и взяла из головы».

— Идет! — словно солдат кивнула я, хотя сердечко болезненно сжалось. Сложно это сделать, когда каждое второе слово не понимаешь.

Но были и плюсы. Пока ректор помогал мне в освоении текста, я вдруг осознала все масштабы его ума. «Этому человеку совершенно не место в ректорах вуза», — пронеслась мысль в голове. Дурой я не была, только вот перед Королевым мой мозг казался чем-то сродни зерна.

Через четыре часа голова взрывалась от адской мигрени, а я нервно завязывала бантик у горла на шифоновой коралловой блузе. Высокая длинная юбка подчеркивала серьезностью происходящего. В общем-то, как и высокий жгут с черными лодочками на толстых устойчивых каблуках.

«Готова?» — Прохор Германович вошел в комнату, осматривая меня с ног до головы. Я старалась держать лицо, но с каждым мгновением становилось все страшнее. Улыбнувшись, ректор притянул меня к себе. «Ты великолепно выглядишь, Оля. Даже закрытая с ног до головы — самая прекрасная женщина из всех, что я видел в своей жизни».

Слова мужчины пробили во мне стальную броню, и я позволила себе ахнуть:

— Сейчас бы ум в эту «милую» головку…

«Если в этом мире и существует человек, способный освоить совершенно незнакомую ему научную работу за часы — это ты», — протянул он мне планшет. На глазах выступили слезы, и тогда Прохор Германович прижал меня к себе. Вдохнув невероятный запах его тела, я ощутила себя в безопасности. Это придало мне сил… И когда мужчина снова потянулся к планшету, я не дала ему ничего написать, строго качнув головой:

— Я знаю, что хотите предложить мне бросить все и сбежать, верно? — мужчина хмыкнул, явно ведь именно это сделать и собирался. — Мол, не обидитесь на меня и все такое… Но, знаете… — я похлопала себя пальцем по подбородку, подбирая правильные слова. — Я хочу этого сама. Хочу помочь вам получить заслуженное признание…

«…И когда мы с вами расстанемся, я не останусь в памяти, как безмозглая симпатичная студенточка, а как умная девушка, способная на что-то более весомое, чем налить в первый день работы чай с возбудителем!» — дополнила про себя, а вслух не решилась. Не стоило сейчас о расставании…

Прохор Германович тяжело сглотнул, выдыхая клуб теплого воздуха через стиснутые зубы. Между пальцев его тлела сигарета, из которой он затянулся лишь раз. Бросив ее в пепельницу, мужчина притянул меня к себе. Его объятия были крепкими, как никогда ранее. Пальцы буквально впивались мне в кожу, нос бродил ко контуру уха.

— Нам пора, — зажмурившись, нехотя прошептала я. Казалось, словно сейчас наши сердца стучат в одном ритме… Словно мы единый организм. — Все уже ждут.

Ректор согласно кивнул, но даже с места не двинулся.

— Прохор Германович, — поторопила его я и почувствовала, как он ощетинился. Поняла, почему мгновенно, и, преодолевая барьер внутри, дрожащим голосом исправилась: — Прохор…

Он вздрогнул, резко отстранился назад. Сжав мой подбородок, ректор заставил посмотреть ему в глаза. Долго и упорно он искал там что-то, а потом просто накрыл мои губы мягко и нежно.

Раздался стук в дверь, но никто из нас не думал останавливаться.