Читаем Отец и сын полностью

И хотя его царское величество, милосердствуя о нем, сыне своем, родительски, приданной ему на приезде с повинною на Москве в столовой палате 3-го числа февраля аудиенции обещал прощения и во всех преступлениях, однако учинить изволил пред всеми с таким ясным выговором, что ежели он, царевич, все то, что он по то число противного против его величества делал или умышлял, и о всех особах, которые ему в том были советниками и сообщниками, или о том ведал, без всякой утайки объявит, а ежели что или кого-нибудь утаит, то обещанное прощение не будет ему в прощение; что он, по-видимому, тогда приняв с благодарными слезами, обещал клятвенно все без утайки объявить и то потом и крестным и святого Евангелия целованием в соборной церкви утвердил.

Но хотя его царское величество и сверх того, в подтверждение тому, на другой день изволил ему, царевичу, то ж все собственноручно при вопросительных о том пунктах, о которых в выписке объявлено, объявить (и в начале он их изволил написать почему, понеже вчерась прощение получил в том, дабы все обстоятельства донести своему побеге и прочего тому подобного; а ежели что утаено будет, то лишен будешь живота; на что о некоторых причинах сказал словесно, но для лучшего, чтоб очистить, письменно по пунктам ниже писанным); а при заключении, от его же величества на письмо в седьмом пункте: все, что к тому делу касается, хотя чего здесь и не написано, то объяви и очисти себя, как на сущей исповеди; ежели что укроешь, а потом явно будет, на меня не пеняй, понеже вчерась перед всем народом объявлено, что за сие пардон не в пардон. Но он, царевич, на то в ответном повинном своем письме ответствовал весьма неправдиво и не токмо многие особы, но и главнейшие дела и преступления, а особливо умысел свой бунтовный против отца и государя своего, и намеренный из давних лет подыск и произыскивание к престолу отеческому и при животе его, чрез разные коварные вымыслы и притворы и надежду на чернь, и желание отца и государя своего скорой кончины, о чем всем потом по розыскам явилось, как выше его сего в выписке объявлено, утаил; по которым его, царевичем всем поступкам и письменным объявлением и по последнему, от 22-го июня сего году собственноручному письму явно, что он царевич, не хотел с воли отца своего наследства прямою и определенной дорогою и способы по кончине отца своего, государя, получить, но чиня все ему противности, намерен был против воли его величества, по надежде своей, не только чрез бунтовщиков, но и чрез чужестранную цесарскую помощь и войска, которые он уповал себе получить, и с разорением всего государства и отлучением от оного, того, чего б от него за то не пожелали, и при животе государя отца своего достигнуть. И явно по всему тому, что он для того весь тот свой умысел и многие ему в том согласующие особы таил до последнего розыску и явного обличения в намерении таком, чтоб и впредь то богомерзкое дело против государя, отца своего и всего государства при первом способном случае в самое дело производить.

И тем всем царевич себя весьма недостойно того милосердия и обещанного прощения государя, отца своего, учинил, что и сам он как в прибытии отца своего, государя, при всем выше упомянутом всех чинов духовных и мирских и всенародном собрании признал, так и потом при определенных от его величества нижеподписавшихся судьях, и изустно, и письменно объявил, что все выше всего в деле объявлено.

И тако по вышеписанным божественным, церковным, гражданским и воинским правам, которые два последние, а именно гражданские и военные, не токмо за такое уже чрез письма и действительные происки против отца и государя, но хотя токмо против государя своего, за одно помышление бунтовное, убивственное или подыскание к государствованию, казнь смертную без всякой пощады определяет, коль же паче сие сверх бунтовного, малоприкладное в свете, богомерзкое, двойное, родителей убивственные намерения, а именно вначале на государя своего яко отца отечествия и по естеству на родителя своего милостивейшего (который от иных лет его, царевичевых, паче нежели с родительским попечением и любовью ко всяким добродетелям его воспитал и к правительству и военным делам обучать и производить и достойно к наследствию такого великого государства с неусыпными трудами его сочинить тщился), таковую смертную казнь заслужило.

Хотя сей приговор мы, яко рабы и подданные с сокрушением сердца и слез возлиянием изрекаем, в рассуждении, что нам, как выше объявлено, яко самодержавной власти подданным, в такой высокий суд входить, а особливо на сына самодержавного всемилостивейшего царя и государя своего оный изрекать недостойно было, но однако же по воле его то сим свое истинное мнение и осуждение объявляем с такою чистою и христианскою совестию, как уповаем непостыдни в том предстать перед Страшным, праведным и нелицеприятным судом всемогущего Бога, подвергая, впрочем, сей наш приговор и осуждение в самодержавную власть, волю и милосердное рассмотрение его царского величества, всемилостивейшего нашего монарха.

Александр Меншиков

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза