Отчий дом

Тогда, в Старгороде, на подготовительном факультете Института социального воспитания, он учился год — с конца мая и до июня следующего года. Потом вместо летних каникул два месяца на косовице и молотьбе буйных в том году озимых в Херсонской области, две недели отдыха в Терногородке, с первого сентября легкие, больше для проформы, экзамены — и он студент первого курса исторического факультета…

Студент… Вот и сбылась она, заветная мечта всей его жизни! Достигнуто, как тогда казалось, невозможное, о чем он раньше даже думать боялся. К тому же его, комсомольца с приличным уже стажем и бывшего заведующего отделом райкома, избрали комсоргом курса. И, мама родная, как он был рад всему этому, какие безбрежные жизненные просторы раскрывались перед ним, каким счастьем наполнялось его сердце при одной лишь мысли о том, что он, Андрей Лысогор, сирота, батрак, теперь настоящий студент! И как теплело на сердце, когда вспоминал о маме, о том, сколько радости приносит ей его студенчество. Как-никак студент высшего учебного заведения. Высшего!.. Все это как-то не укладывалось в голове. И тем не менее! Она сама дважды за эти полтора года, пока он учился в институте, пешком приходила к нему в Старгород, чтобы собственными глазами увидеть, в какой высокой школе обучается ее сын. Так мог ли он даже думать о чем-то постороннем, кроме занятий, лекций, конспектов, книг!

Собственно, и времени мало-мальски свободного ни на что иное у него не было. Да и вообще какое уж там свободное, если его вообще не было! Недоставало даже на то, чтобы по-настоящему управиться со всеми заданиями, щедро посыпавшимися на него! А к тому же еще и роскошь институтской библиотеки, в которой столько книг, неведомых дотоле, нечитанных, захватывающе интересных! И тишина читального зала, из которого не хотелось уходить! Он, кажется, работал бы там круглые сутки, если бы зал не закрывался в одиннадцать часов вечера…

Времени недоставало даже на то, чтобы за полтора года с городом, с его чудесным историческим парком по-настоящему познакомиться. Не заметил ни весны, ни лета в том году. Такой большой была жажда и радость познания. И если правду сказать, никогда уже после этого времени так много и с таким удовольствием не читалось ему.

В январе следующего года — Андрею до восемнадцати оставалось тогда два месяца — весь их курс, проучившийся всего лишь полгода, послали на практику. Трудно судить теперь о своевременности и целесообразности подобной торопливой педагогической практики. Видимо, была она разве лишь в том, чтобы малость их, всегда полуголодных, подкормить по селам. А впрочем, и время было такое, очень много открывалось новых и расширялось старых школ, и очень уж ощутимой была нехватка учителей для них. Они, студенты первого курса, должны были сменить на практике студентов старшего, уже второго курса, которые работали в школах округа с первого сентября. Андрею выпало ехать в Скальновский район, в село Петриковку…

Петриковка… В десятках, если не в доброй сотне, анкет и автобиографий, которые он заполнял и писал в течение своей жизни, о Петриковке записывалась одна строка: «С января по август такого-то года… С. Петриковка Скальновского района. Семилетняя школа. Учитель-практикант». Всего-то и слов полтора десятка. Всего лишь семь месяцев из более чем шести десяти лет жизни! Но как много стоит за этой строкой, какой неизгладимый след оставило это короткое время в его жизни!

Зима в том году была холодная и снежная. В начале января, правда, с неделю продержалась оттепель. Потом снова прижали крепкие, затяжные морозы. Часто выпадали щедрые снега, свирепствовали снежные бураны. Села в степях засыпало, замело высокими сугробами до самых стрех.

Выехал он из Старгорода десятого января вечером, уже затемно. Приближались к концу зимние школьные каникулы, в районах проходили учительские конференции. Неторопливый паровозик тянул шесть или семь стареньких неотапливаемых вагонов третьего класса до Скального около восьми часов. В вагонах теснота, чад от закопченных керосиновых фонарей, удушливый, едкий дым самосада — вот, собственно, и все, что должно было бы согревать людей. Пока этот местный «экспресс» добрался до Скального, Андрей промерз, что называется, насквозь. Однако большой беды в этом не видел. Его согревала мысль о том, что вот он, Андрей Лысогор, студент института и едет не просто куда-то, а на педагогическую практику в школу. Будет он там учительствовать до самой весны, несколько месяцев. И сознание этого вызывало радость и волнение. А что ждет его в этой неизвестной школе? Да и где, какая она, эта школа, в которую его посылают? Согревала мысль и о зарплате, которую он там будет получать, преподавая в пятом — седьмом классах, и, следовательно, как и тогда, когда работал в райкоме комсомола, будет помогать маме.

Поезд подошел к станции Скальное в полночь.