Отчий дом

Стоит на высоком пригорке старого кладбища над скалистым, крутым берегом речки. Тусклый короткий день бесснежного декабря, неторопливо перевалив свой зенит, медленно клонится к ночи. Солнца не видно. Серые глухие облака затянули небо. Только с востока, по ту сторону речки, клубится, разрастаясь на глазах, выползает из-за горизонта тревожная темно-фиолетовая гряда. Тишина вокруг. Грустная степная пустота. Лишь справа вверх по реке от высокой полоски бетонной плотины электростанции еле слышно стелется по долине глухой гул воды, тяжело перемалываемой турбинами. Кладбище старое. Теперь здесь никого, наверное, не хоронят. Просто большой бугристый прямоугольник вытоптанной скотом земли. Низенькие редковатые кусты сирени, береста, бузины. Сухой деревей и душица. Лишь кое-где уцелели низенькие, хилые, совсем уже состарившиеся вишенки. Несколько их и здесь, ближе к берегу, в том вон углу, что со стороны Селезневой. Что ж, возможно, одна из них и есть мамина. Но… какая? Никто ему уже никогда это не скажет. Югина в годы войны как-то незаметно исчезла неизвестно куда, люди на его улице кто умер, а кто куда-то выехал… Он пришел к маме. Но мамы здесь, на этом забытом и заброшенном клочке родной земли, не встретил. Мама молчит, не откликается… В душе полынная горечь. Глухо шумит перемалываемая турбинами вода. Бесшумно клубится, расползаясь по всему небу, свинцово-сизая тревожная гряда туч за речкой.

В тихом, сером, словно погустевшем воздухе белой пушинкой проносится снежинка. Первая. За нею еще. Чуть погодя еще несколько. Родились неожиданно откуда-то и незаметно исчезли, растворились в серой мути угасающего дня, не долетев до земли…

«Меня там уже, наверное, разыскивают, — как-то отстраненно мелькает в его сознании. — И вообще пора уже собираться в дорогу. Послезавтра ведь Новый год. И хорошо бы встретить его дома, с родными… Пора уже, пора. Пора возвращаться и приступать к делу…»

Следующий день выдался тусклым и бесцветным, как и вчерашний. Небо в серых косматых облаках, а снега как не было, так и нет. И это уже не на шутку начало беспокоить земляков Лысогора.

Правда, сам Андрей Семенович из-за перегруженности ни погоды, ни еще чего-либо «внепротокольного» почти не замечал. Не хватало времени. Вот и теперь с самого утра, почти еще затемно, повезли его осматривать музеи Терногородского района. Подумать только! Для бывшего ученика-терногородчанина начала двадцатых годов уже само словосочетание «музеи Терногородщины» звучало бы иронически, если не диковинно. Да, собственно, и теперь он, не ожидая встречи с чем-то особенным, согласился поехать из соображений сугубо этических, чтобы, не дай бог, отказом ненароком не обидеть искренних чувств своих земляков.

Да теплилась где-то глубоко, почти подсознательно еще и тайная надежда на то, что село Шаровка, в котором был один из запланированных музеев, находится всего в каких-то пятидесяти километрах от села Петриковки! Вот и подумалось Андрею Семеновичу: а что, если!.. Если дороги на Терногородщине окажутся сносными, да если попадут они в Шаровку в середине дня, да если еще поднажать да махнуть из Шаровки прямехонько на Петриковку… Так, просто из машины, хоть одним глазком посмотреть… Так это же и двух часов не займет! Ну, а с молоденьким, синеглазым секретарем райкома комсомола Славой Непейводой он, Андрей Семенович Лысогор, уж как-нибудь договорится…

Первым был музей Владимира Ильича Ленина, организованный средней школой большого села Подлесного. Что особенно могло заинтересовать его, Лысогора, в обыкновенном школьном музее, каких есть, очевидно, сотни и тысячи, да еще в степном селе, находящемся за несколько десятков километров от железной дороги?

Как и всюду, на пороге новой — опять же новой! — десятилетки встретили их раскрасневшиеся от холода и непривычного возбуждения, повязанные красными галстуками пионеры с живыми и свежими — где только и взяли их! — белыми и розовыми гвоздиками в руках. Вместе с детьми дорогого гостя встречал пожилой, седой и сухощавый директор Федор Потапович Одарчук и средних лет учитель, молчаливый мужчина с рыжеватыми вислыми усиками на бледноватом лице, как потом оказалось, преподаватель истории Валерий Константинович Коваленко.

Сопровождающий — Слава Непейвода — с виду тихий и даже стеснительный, сразу же, как будто угадав настроение и желание Лысогора, сурово предупредил:

— Сразу же, товарищи, в музей! На весь осмотр и объяснение даю один час. Мы должны еще успеть в Каменское, Шаровку и по возможности еще и в Небеловку. А день короткий, и дорога не близкая.

Условие это показалось Андрею Семеновичу вполне приемлемым. Ибо и в самом деле, что там встретится такое особенное в обыкновенном школьном музее? Но, как выяснилось, оба гостя оказались плохими пророками, ошиблись.