Для большего не оставалось ни времени, ни скупого декабрьского дня. Все в этом небольшом музее было целиком посвящено событиям Великой Отечественной войны, связанным с родным селом. Школа стояла на окраине села, над яром. В яру небольшой пруд. По ту сторону, на гребне широкого косогора, обелиск — постамент с фигурой матери-Родины, скорбящей над могилой своих павших в бою сыновей… У обелиска в братской могиле похоронены пятьдесят семь партизан-рейдовиков, погибших здесь, в селе Шаровка, в неравном бою с гитлеровцами. Вся в зеленом барвинке, могила облицована плитами красного гранита. В изголовье гранитная стела. На ней ровными рядами высечены сорок три фамилии из тех пятидесяти семи, которые сложили здесь головы в марте сорок третьего. Далее еще сто восемьдесят одна фамилия односельчан, не возвратившихся с фронтов Отечественной войны. Сто восемьдесят одна из тех ста девяноста трех, которые пошли на войну в сорок первом и в сорок четвертом годах.
Так уж сложилось, что в марте сорок третьего, когда Шаровка оказалась в глубоком тылу гитлеровских войск и стала оккупированным селом, именно вдоль ее единственной широкой улицы с востока на запад пролег путь партизанской кавалерийской бригады, совершавшей рейд в глубину гитлеровских тылов. Неравный бой с немецкой карательной частью завязался в самом центре Шаровки и в огородах и садах вокруг пруда под вечер одного дня и закончился поздним вечером на следующий день. За сутки партизаны уничтожили две вражеских танкетки, четыре полевых орудия и вывели из строя убитыми и ранеными свыше сотни гитлеровских солдат. Лишь поздно вечером, подобрав раненых и оставив на поле боя пятьдесят семь убитых, бригада оторвалась от преследователей и продолжила рейд на запад, в направлении Винницы.
Погибших шаровцы через несколько дней похоронили. Потом, после войны, перезахоронили в братской могиле, сохранив уцелевшие вещи, а в ряде случаев и фамилии погибших. Добрых двадцать лет школьники Шаровской восьмилетней школы выясняли, разыскивали, устанавливали фамилии и адреса погибших партизан и завязывали переписку с их родными. Каким-то чудом им удалось установить фамилии и адреса сорока трех. Но надеются, как это твердо пообещали Андрею Семеновичу быстроглазая, энергичная Галя, ученица седьмого класса, и нынешняя заведующая музеем, установить фамилии и тех четырнадцати, разыскав ныне живых участников рейда и того крупного партизанского соединения, в составе которого числилась рейдовая бригада… Покамест же ученики собрали в музей из села, с места боя и от родственников погибших на фронтах Отечественной войны односельчан пустые гильзы от снарядов, патронов, осколки, остатки советского и немецкого оружия, личные вещи, фотографии, письма, одежду, книги, уцелевшие личные документы и награды многих и многих односельчан — участников войны. В двух комнатах музея, в классах и широком школьном коридоре устроена галерея фотопортретов всех, какие только можно было разыскать, участников войны.
Была в музее и своя плотно заполненная записями книга отзывов и пожеланий. Андрея Семеновича особенно растрогало то, что, несмотря на неблизкое расстояние от райцентра — тридцать километров, от ближайшей станции — сорок и крупной автомагистрали с автомобильным и автобусным движением — пять километров, школьный музей в селе Шаровка посещает множество людей со всех концов области, зимой и летом. И по одному, и небольшими группами, и целыми крупными, преимущественно из школьной молодежи, экскурсионными отрядами. Книга эта содержала трогательную, благодарную запись и командира того героического рейда, присутствовавшего во время открытия в селе обелиска и стелы. Он, в том бою капитан, а ныне генерал-майор в отставке, посещает Шаровку в марте вот уже десять лет подряд…
В Терногородку возвратились ночью, хотя на часах и значилось около семи вечера. О Петриковке, конечно, и речи не могло быть.