Отчий дом

Поздно ночью, оставшись один в своем «люксе», он, по правде говоря, и сам не мог понять, почему и зачем схитрил. Он слушал всю эту беседу-дискуссию от начала и до конца внимательно, с острым любопытством. Разумеется, у него было собственное мнение, хотя он и не был уверен в том, что оно бесспорное и исчерпывающее. И вот, несмотря на всю остроту и необычность для него такой дискуссии в родном селе и на созвучность этого разговора с его собственным настроением, так и не сказал, не смог сказать своего слова. Возможно, из-за растроганности, овладевшей им в первые минуты в родном селе? Возможно… Твердо знал и понимал лишь одно: ему очень не хотелось вмешиваться в их разговор, ломать его свободное, непринужденное течение. Боялся, чтобы разговор этот не утратил своей непосредственности, чтобы не потерялось ни зернышка чего-то нужного, важного и для него лично. Боялся спугнуть их настроение, их мысли, чтобы не навязать невольно своих… А возможно, и потому, что уже видел, понимал: в конце концов, со всеми этими проблемами могут, в состоянии справиться его земляки и без него, без его вмешательства… А впрочем… Кажется, самым главным были все же растроганность и ясное, радостное осознание того, что правильно он поступил, не поленился и выбрался-таки в родные края. И, видно, неспроста попал ему на глаза этот злосчастный рассказ. Тут, оказывается, все имело какое-то не до конца еще понятное значение! Даже эти непривычные для него растроганность и умиление, которые только вот теперь, в одиночестве, в глухую полночь, расслабили его и заставили до конца раскрыться перед самим собою, признаться в том, что все же была и сейчас вот живет в его душе и та сокровенная, та почти фантастическая и, он это твердо знал, совершенно несбыточная надежда, которая хотя и подсознательно, но упорно, настойчиво вела его в родные края…

Долго еще мешали забыться сном настроения, мысли, встречи и волнения прошедшего дня. И прежде всего первая, к которой он не готовился, совсем ее не предвидел, — встреча с земляками, до сегодняшнего вечера ему совсем незнакомыми, о существовании которых до этого вечера он даже не догадывался.

Все же это были земляки, связывавшие его невидимыми нитями с родной землей, с тем далеким прошлым, когда и он жил здесь, работал, учился, страдал, радовался и мечтал. Связывавшие, главное, и с днем сегодняшним. И с его будущими днями тоже. Потому что сейчас эти грядущие дни без земляков, без их пусть и незаметного для посторонних присутствия Андрею уже и не представлялись. Лежал в постели навзничь в темноте тихой комнаты с раскрытыми глазами и перебирал в мыслях, чувствах, памяти все, что успел заметить, услышать, понять. Ярко, будто наяву, представали перед его глазами, беседовали, спорили, спрашивали все те, с кем сегодня встретился там, внизу, во время ужина. Так ясно видел их фигуры, выражения лиц, слова, жесты, будто все это повторялось перед ним сейчас. Пытался, восстанавливая в памяти увиденное и услышанное, глубже понять не столько смысл и ход этой дискуссии, сколько внутренний мир собеседников, круг их интересов, запросов, в конечном итоге характер и склонности. Не зная их до этого вечера, старался представить себе, какими они были или могли бы быть прежде, в дни его юности, и, чтобы легче все это представить себе, вспоминал других их ровесников из числа тех, кого он знал и помнил смолоду, с которыми когда-то жил, работал и учился…

Что касается самой дискуссии, возникшей как бы случайно, не к месту и не ко времени, да и протекавшей немного сумбурно и не всегда строго логично, то что-то же такое интересное, от жизни, было в ней, что-то такое взволновавшее все же людей, задело их, свидетельствуя, что не хлебом единым жив человек… Вот только бы понять, случайно все это или же таится за ним нечто более важное и значительное?..