Отчий дом

Андрей переводил вопросы и ответы. Помнит, эта «пресс-конференция» проходила под открытым небом, на нетесаных скамьях и за такими же грубыми столиками. Было много советских и монгольских военных и гражданских, газетных, фото-, радио- и кинокорреспондентов. Теперь он уже не помнит толком, о чем шла тогда речь, что это был за генерал и как сложилась его дальнейшая судьба, скорее всего после окончания войны его отпустили назад в Японию. Но твердо запомнилось одно: радостное, приподнятое настроение, не покидавшее его на протяжении всей «пресс-конференции». Настроение, которое он мысленно называл триумфом переводчика. Да и как же было не торжествовать, когда он, Андрей Лысогор, впервые в жизни переводит с японского и на японский не в институтской аудитории, а в присутствии многих посторонних людей и, главное, настоящего живого японца. Не без трудностей, правда, не совсем гладко, часто приказывая произносить слова медленнее и отчетливее, но все же успешно!..

Редкостное счастье разведчика, выпавшее на долю Андрея, взбудоражило его, вызвало азарт, как это бывает с игроками в рулетку. Он начал проситься на новое задание. Им двигали восторг, азарт, молодая жажда подвига. И он все-таки убедил начальство, что без человека, знающего японский язык, в одной из групп поиска никак не обойтись. И его снова послали в разведку.

В этот последний раз повезло ему значительно меньше. Но все же повезло: хотя и вынесли его после перестрелки с японской засадой с простреленной ногой, раздробленным левым плечом и ранением черепа, но все же… живым.

Первую в жизни боевую награду ему вручили в госпитале. Это был высший орден Монгольской Народной Республики. Вручил его Андрею высокий, стройный, с веселыми глазами прославленный маршал Чойбалсан…

Андрей пролежал в госпитале несколько месяцев в Чите, в Красноярске, в Москве. Первой зажила рана на голове. Потом вошла в строй нога. Плечо срасталось медленно и мучило его больше всего. Однако в последние месяцы пребывания в госпитале он мог уже не только читать, но и понемногу работать над первыми набросками диссертации.

В больничном одиночестве и вынужденном безделье, особенно когда дело заметно пошло на поправку, снова чаще и чаще начала навещать его Ева — в мечтах, в воспоминаниях и снах. Осложняла, но и скрашивала этим время его болезни. Утомившись от чтения, полусидя в постели, — раздробленное плечо не давало возможности лежать, — он погружался в воспоминания: вспоминал Петриковку, знакомых односельчан, ту незабываемую зиму и весну, смех и плач петриковских соловьев, озонный дух свежего снега. И мечтал о том времени, когда уже твердо встанет на ноги и вырвется хотя бы на короткое время в родные края, к матери.

Но так и не вырвался.

Пришло неожиданное, страшное известие о смерти мамы. Состояние его здоровья опять осложнилось, а потом… Потом было уже не до Терногородки и не до Петриковки. Некогда было ехать да и не к кому. Когда у Андрея уже пошло на окончательную поправку, его стали приглашать настоятельно на работу в Наркоминдел. Особой охоты к этому он раньше не проявлял. Почувствовал вкус к работе научной, мечтал об окончании аспирантуры и защите диссертации. Но теперь, со смертью матери, все ему стало как-то безразлично. Да его к тому же искушали заманчивой практикой, возможностью работать во внеслужебное время над диссертацией, черпая материал из живой действительности. Раз ты аспирант китайского отделения Института востоковедения и готовишься стать синологом, то где же ты можешь получить лучшую практику для усовершенствования знаний по языку, истории, литературе, как не в самом Китае!.. Поколебавшись некоторое время, Андрей наконец согласился.

Так и не посетив в том году Терногородку, он в начале июня сорокового выехал на службу в советское представительство в Чунцине.

А через год началась Великая Отечественная война…

А она уже, видимо, в десятый раз перечитывает и перечитывает объявление: «…состоится… защита диссертации…» Прочитанное воспринимается будто сквозь марлевую занавеску, которой затянуто открытое окно в ее больничной комнате.

«В пятницу, девятого сентября 1943 года, состоится…»